Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

С таким же успехом можно лупить скалу подушкой. Толку столько же. Рыбина занырнула, подняв волну, и спустя пару мгновений вынырнула у позади идущих драккаров. Раззявила пасть и надкусила ближайшее судно, точно яблоко. Дерево затрещало. Морские разбойники завопили. От чернокожего Быка на палубе осталась только половина. Нижняя.

Кровь смешалась с пеной бурлящих волн. Рыба бесновалась. Атаковала драккары и снова уходила в пучину. Выныривала. Ревела. От рёва по воде шли валы каждый высотой с добрый терем. Небо почернело, громыхнуло, ослепив молнией, и разразилось не дождём, но ливнем.

— Нехорошо, — резюмировал Марий. — Держись!

Яр был бы рад, да не успел: едва потянулся к перилам, холодная цепкая длань ухватила за голень. Яромир рухнул, знатно приложившись челюстью о доски, а рука потянула за борт. Вниз. В пучину. На дно.

— Сдохни, гадина! — Синегорка рубанула прыткую морскую деву мечом, отсекая хладное запястье по самое плечо, а всё, что осталось, пинком спихнула в воду.

Драккар качнуло, и богатырша шлёпнулась рядом с Яромиром. Ладью замотало так, что не встать. Едва пришедший в себя Губитель Ругвар отлетел к краю и врезался в низкий борт, но быстро сообразил, что к чему: прополз на корму и ухватился за румпель. Дёрнул, разворачивая судно.

— Парус! — возопил Губитель. — Фал крепить!

Яромир не стал тратить время на выяснение, где тот фал, и как его крепить, а метнулся туда, куда и другие солёные братья. Успел. Три пары рук дружно ухватили канат. Натянули. А сверху на лодку одна за другой обрушивались исполинские чёрные волны. Рыжика, что пытался закрепить треклятый фал, смыло за борт, а подоспевший Янгарь был слишком стар и слаб: не удержал верёвку и не удержался сам.

Твою ж ковригу!

Яр прыгнул и чудом поймал конец ускользающего троса. Зарычал, натягивая. Тип, метнувшийся было её закреплять, вдруг округлил глаза и разинул рот. Яромир обернулся и выматерился: к ладье на всех парах стремилась чудовищная рыбина. На ходу тварь разинула зубастую пасть.

Вот же погань!

— Каждый сам за себя! — выпалил солёный брат, бросил канат и рванул куда-то к носу.

Парус полетел вниз, и Яромира чуть не зашибло реей, но фал вдруг натянулся. Резко, крепко и основательно.

— Крепи! — рявкнула Синегорка, в одиночку удерживая трос.

Яромир наскоро примотал злополучную верёвку к колышку, развернулся и матюгнулся: рыбина неслась прямо на богатыршу. Мгновенье — и проглотит.

Ледорез рванулся вперёд и оттолкнул Синегорку, а чудовищная тварь вгрызлась в деревянную плоть ладьи. Мачта хрустнула. Драккар переломился пополам, и Яромир ухнулся в ледяную воду. Холодные длани морских дев тут же вцепились в него и потащили на дно. Ниже. Ниже. Ниже. В самую пучину. Яр дёргался и отбивался, крепко стиснув зубы и пуская носом пузыри. Всадил одной гадине кинжал в жабры. Другой дал в глаз. Наконец вырвался. Загрёб руками, стремясь к поверхности. Снова, и снова, и снова. Последний рывок, жадный глоток воздуха, и……тяжёлый обломок мачты обрушился прямо на голову.

Мир померк.

Глава 38

— О чём задумался? — Снеженика сидит, сложив вязанье на коленях, и внимательно рассматривает его.

В очаге пламя аппетитно хрустит поленьями. Ветер за окном нагоняет тучи. Близится гроза. А в покоях тепло, уютно. Но отчего-то грустно на душе. Тягостно…

— Да так. — Яромир вздыхает и опускает взгляд: не слишком охота делиться дурными мыслями. — Ничего.

— Ты говоришь «ничего», чтобы я не волновалась? — предполагает Снеженика, наморщив лоб. Людские чувства всё ещё трудны для её понимания, но она постигает их с завидным упорством. — Или, может, у тебя тайна?

— Нету у меня никакой тайны, — коротко бросает Яр и мрачнеет. — Просто…

Снеженика замирает в ожидании объяснения, и приходится дать ей его.

— Просто так будет не всегда, — выдыхает он.

— Ничего не бывает всегда, — глубокомысленно изрекает Снеженика и возвращается к вязанию. Спицы мерно постукивают.

— Даже вечность? — поддевает Яр.

— Даже вечность, — серьёзно отвечает Хозяйка. — У неё тоже есть край.

Она вскидывает голову и ловит его взгляд.

— Не бойся быть счастливым здесь и сейчас, Яромир. А будущее… Над ним не властны даже боги. Жизнь состоит из мгновений, поэтому так важно ценить каждое.

— Мудро.

По лицу Снеженики скользит тень улыбки.

— Бахамут научил. Он сказал, ты боишься счастья, как таракан света.

Интересное сравнение!

Яромир смурнеет и складывает руки на груди. Вот, значит, как…

— Вы меня обсуждали.

— Самую малость, — признается Снеженика. — Бахамут хорошо знает человеков, разбирается в их повадках. Не то, что я. Мне у него учиться и учиться!

Да уж…

Яр шумно выдыхает и поднимается. Тянется, хрустя суставами — мышцы знатно затекли.

— Мне пора. Мы с Лютенем на кабана собираемся. В чащу под Лисьим холмом.

Снеженика кивает и смотрит так, что душу затопляет нежностью. Яромир невольно улыбается.

— Хочешь с нами? — спрашивает, замерев у дверей.

— Хочу! — подхватывается Хозяйка.

— А не замёрзнешь? — Яр кивает на бурю за окном.

— Могу шерстью покрыться. Сделать?

— Не утруждайся, — спешно останавливает Яромир. — Я дам тебе свой плащ. И поторопись: кабан ждать не будет.

В ушах шумело. Долго. Монотонно. Яр чуть повернул голову и сообразил. Море. Это оно шумит. Волны накатывают на берег снова, и снова, и снова. Ласкают, облизывают, дыбятся пеной.

Встать Яромир не пытался — сил не было. Песок скрипел на зубах, набился в ноздри, уши, под одежду. В глотке пересохло, на морде запеклась солёная корка, губы потрескались, затылок нестерпимо жгло. Насквозь мокрый и слабый, точно новорождённый кутёк, Яр валялся на линии прибоя, и вокруг, кроме раков-отшельников да мелких белёсых крабов, не было ни души.

Приподнявшись на дрожащих руках, Яр отполз от воды, перевернулся и распластался на песке. Смежил веки. Вдохнул. Выдохнул. Снова вдохнул.

Усталость… Лютая, дикая, всепоглощающая. Она напоминала гранитную плиту, которой их с Марием однажды придавило. Мысли в башке рассыпались крошевом — не собрать, перед глазами плясали алые точки.

Погань… Экая погань.

Что с Синегоркой? Спаслась ли? Уцелела? Или сгинула в пучине? А Рыжик и старый Янгарь? Ругвар и его бравые парни? Погибли. Все погибли. Все…

— Ты сеешь смерть, Чёрный жнец, — прошелестел прибой. — Там, где ты, гибнут люди. Тебе не место среди живых. Твоя душа сгнила. Сгнила. Ты — чудовище!

— Прекрати!