О себе любимом - Питер Устинов

отдал честь, приложив жезл к козырьку фуражки, после чего отдал жезл британцу. Генерал принял жезл, взвесил в руке — и с силой ударил им по голове фельдмаршала, отправив его в нокаут. Это было настолько удивительно и неожиданно, что цензоры разразились хохотом. Впрочем, смех их длился недолго: они сообразили, какую неловкость может вызвать подобный поступок. Поскольку меня законы комедии интересовали куда сильнее, чем положения Женевской конвенции, я не перестаю изумляться природному дару этого генерала.

Филиппо дель Гвидичи, который все время мне покровительствовал, решил, что настало время мне самостоятельно написать сценарий и поставить фильм. Мне было двадцать четыре года, действительно пора. ВВС к этому времени возгорелись желанием снять свой собственный фильм об изобретении радара и обратились к дель Гвидичи, которого друзья и враги называли просто Дель, пообещав создать все условия для съемок. Дель в свою очередь решил доверить работу мне и попросил представителя министерства, энергичного джентльмена по имени сэр Роберт Ренвик, добиться моего перевода в ВВС на оставшееся до демобилизации время.

Я был польщен, обрадован и, как всегда, по глупости не страшился масштабности и трудности предложенной мне задачи. Сэр Ренвик любил решать все вопросы по телефону, и со свойственной ему кипучей энергией принялся договариваться о том, чтобы когда я приеду в Малверн, полусекретную государственную исследовательскую организацию, мне было бы оказано всяческое содействие.

Он позвонил мне и сказал примерно следующее:

— Послушайте-ка, Устинов, я все устроил. Вас примут как особо важную персону и ничего скрывать не будут. Можете задавать любые вопросы, а если от вас будут что-то утаивать, немедленно сообщайте мне. Нам нужен хороший фильм: содержательный, коммерческий, немного забавный, чуть трогательный и с массой увлекательных приключений. Я высылаю за вами штабной автомобиль, и он будет у вас завтра утром в девять ноль-ноль. Ищите коричневый «Хамбер» со знаками ВВС, и... да, Устинов, поскольку это довольно официальный визит, советую вам надеть форму.

— Но, сэр! — встревоженно попытался возразить я.

— Зовите меня просто Боб, — перебил он меня и бросил трубку.

В девять коричневый лимузин подъехал к бывшему каретному двору, в котором мы жили. Я стоял у дверей с вещмешком за плечами и винтовкой в руке.

За рулем сидел сержант ВВС. Он свистом подозвал меня к машине и критически оглядел мою фигуру.

— Знаешь, где дом 34? — спросил он.

— Да, — ответил я. — Это мой дом, вот он. Поскольку вы немного опоздали, я решил сэкономить время и ждать на улице.

Рядовые тоже умеют быть жестокими, когда им выпадает такая возможность.

Мы ехали в полном молчании. Два военных полицейских чуть не свалились с мотоциклов, когда мы мимо них проехали. Они развернулись, догнали нас и осторожно меня осмотрели. Я любезно кивнул им и со сдержанной величественностью пошевелил рукой. Патрульные сочли за лучшее не преследовать нас и остались на обочине обсуждать происшествие.

Мне было сказано явиться в офицерский клуб в Малверне. У дверей меня приветствовал пожилой май-, ор, воплощенная доброжелательность.

— Привет, солдатик, — певуче произнес он. — Чем мы можем вам помочь?

— Кажется, для меня здесь забронировали комнату, сэр.

— Боюсь, это невозможно, сынок, — сказал он с искренним сожалением. — Это ведь офицерский клуб, понимаешь? Но хвалю за инициативу.

— Я здесь с официальным заданием...

— Слушай, парень, — в его голосе послышались строгие нотки, — ближе к границе с Уэльсом есть лагерь. До него.всего миль двенадцать будет.. Почему бы тебе на попутке не добраться туда — какая-нибудь добрая душа всегда подвезет солдата. И сможешь там заниматься своим официальным заданием. Ну, катись.

— У меня задание от Боба Ренвика.

Майор побледнел и отшатнулся.

— От сэра Роберта? Сэра Роберта Ренвика? Ты не имеешь никакого права называть его Бобом!

— Он сам просил, чтобы я звал его Бобом.

— Это еще не значит...

— И более того, — добавил я, — мне не нужно ловить попутку. Если мне понадобится поехать на границу с Уэльсом, в моем распоряжении штабная машина.

Казалось, майор находится на грани обморока. Я всегда считал, что надо ковать железо, пока оно горячо. Выглянув за дверь, я крикнул:

— Эй, сержант! Водитель! Зайдите на минуту, пожалуйста!

Водитель, глубоко сочувствуя майору, изложил ему то, что знал сам. Вместе они принялись изучать книгу брони. Поначалу им не удалось найти мою фамилию, а потом они вдруг оторвались от страниц с таким видом, словно на них пала еще одна кара Господня. Боб Ренвик так хорошо все организовал, что мне отвели люкс, который обычно предоставлялся генерал-лейтенантам и еще более высоким персонам.

Мундир мне отглаживали женщины-капралы, чай приносили до неловкого часто, даже с винтовки моей пыль смахивали. Первым моим долгом было осмотреть все учреждение в обществе генерал-полковника авиации сэра Чарльза Портала и генерал-майора авиации сэра Виктора Тэйта, возглавлявшего Службу связи. Меня не представили этим двум высоким генералам, пока вся эта жуткая комедия не закончилась, а они с истинно британской робостью не смогли заставить себя спросить, что это за придурок за ними увязался.

Когда они останавливались, чтобы задать вопрос, я тоже останавливался. Естественно, я ведь не мог их опередить! Поэтому я то и дело преспокойно останавливался перед каким-нибудь полковником и изучал его пуговицы и ботинки. Я не мог задавать им такие вопросы, какие в схожих обстоятельствах задали бы мне они, поэтому сохранял молчание, стараясь держаться так, чтобы это молчание не Показалось оскорбительным. Когда кто-нибудь разъяснял двум генералам от авиации технические подробности, я подавался вперед и глубокомысленно кивал, а когда генералы нервно на меня оглядывались, я делал вид, что обдумываю полученную информацию, мысленно что-то подсчитывая.

В конце концов на очередном чаепитии к нам присоединился Боб Ренвик, который счел происходящее великолепной шуткой.

— Почему вы не сказали мне, что вы всего лишь рядовой? — расхохотался он, а потом как всегда не дал мне времени ответить.

Ученые были страшно рады возможности стать героями кино. Мой первый знакомый изрезал себя, когда брился, не меньше чем директор моей первой школы мистер Гиббс, а немногочисленные пуговицы на его ширинке были не застегнуты.

— Я хочу, чтобы вы отбросили старый штамп о рассеянном профессоре, — сказал он. — Это — просто...

И он почему-то не смог придумать, чем закончить свою фразу. Так ее и не закончив, он заговорил о другом.

Другой ученый пригласил меня пообедать. Многих это приглашение удивило, поскольку он славился скупостью и,