Несчастные Романовы - Анна Михайловна Пейчева

и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено… Более всего меня мучила мысль о беспокойстве дорогих Папа и Мама и о том, как написать об этом случае в телеграмме»[267].

На грани войны

Две раны на голове наследника оказались несмертельными. Николая перебинтовали и сопроводили до российского крейсера. Все это время цесаревич держался очень достойно – шутил, улыбался и успокаивал взволнованных японцев, заверяя, что его мнение о Стране восходящего солнца нисколько не испорчено.

Позже стали проясняться детали инцидента. Во-первых, решающую роль сыграл котелок Николая – шляпа смягчила и отвела первый удар. Во-вторых, Георг Греческий, несмотря на всю свою молодецкую удаль, не сумел помешать нападавшему. Героями стали двое простых японцев, тащивших повозки с принцами. Именно джинрикши догнали и обезвредили Сандзо. Каждого спасителя Николай потом щедро наградил – по 2500 долларов сразу и 1000 долларов ежегодная пенсия. Тогда это были громадные деньги.

А самый неприятный факт раскрыл язвительный Ламсдорф в своем дневнике: «Задержанные цензурой частные телеграммы наводят на мысль, что фанатизм японцев был раздражен поведением молодых людей; между прочим, принц Греческий трогал своей палкой применяемые при богослужении колокола в одном из японских храмов»[268].

Тем не менее, у японской стороны и в мыслях не было обвинять гостей в провокации. Напротив, чтобы как-то сгладить катастрофическую ситуацию, японский император впервые за тысячелетнюю историю страны покинул свою резиденцию и лично навестил Николая на крейсере, то есть на территории другого государства. Отовсюду сыпались сочувствующие телеграммы – и снова подарки, в совсем уже немыслимом количестве. Кстати, многие из них можно сейчас увидеть в музеях Москвы и Петербурга.

Конечно, отец и мать Николая были в ужасе. Император писал сыну: «До сих пор еще не верится, чтобы это была правда, что действительно ты был ранен, что все это не сон, не отвратительный кошмар. Никогда не забуду, когда получил первое сообщение об этом ужасном происшествии»[269].

В мировых газетах давались мрачные прогнозы – со дня на день ждали, что Россия объявит Японии войну за нанесенное оскорбление. Но тогда все закончилось мирно. Александр III потребовал только провести расследование инцидента.

Чем все закончилось

Для Сандзо эта история закончилась довольно быстро. Его приговорили к пожизненной каторге. Девять месяцев он плел корзины на холодном острове Хоккайдо, а потом скончался от пневмонии.

Ну а Николай прервал свое восточное путешествие, распрощался с Георгом и направился домой. По воспоминаниям родственников, «он вернулся к нам возмужалый, пополневший, с большими усами и цветущим здоровьем»[270]. С собой, помимо всего прочего, он привез фарфоровую куклу гейши в полный рост.

В России его возвращение отмечали, как национальный праздник. Пес Ворон лаял от радости на всю Гатчину. А двое известных поэтов подготовили оды в честь японского дня рождения Николая. Приведу здесь фрагменты этих стихотворений.

Аполлон Майков:

«Царственный юноша, дважды спасенный!

Явлен двукрат Ты Руси умиленной,

Божия Промысла щит над Тобой!»[271]

Алексей Апухтин:

«Вот засыпает царевич в тревоге и горе,

Сон его сладко баюкает темное море…

Снится царевичу: тихо к его изголовью

Ангел склонился и шепчет с любовью:

«Юноша, Богом хранимый в далекой чужбине!

Больше, чем новые страны, увидел ты ныне,

Ты свою душу увидел в минуту невзгоды,

Мощью с судьбой ты померился в юные годы!

Ты увидал беспричинную злобу людскую…

Спи безмятежно! Я раны твои уврачую.

Все, что ты в жизни имел дорогого, святого,

Родину, счастье, семью – возвращу тебе снова»[272].

Свекровь против невестки: как мама подбирала Николаю II хорошую жену

Цесаревич Николай Александрович был мягким и вежливым юношей. Однако в выборе супруги он проявил характер. А может, стоило послушаться родителей? Вдруг женитьба на другой принцессе предотвратила бы гибель Дома Романовых? Что, если мама была права?

История любви Ники, наследника русского трона, и Алисы, принцессы Гессенской, была чертовски романтичной. Он писал в своем дневнике: «Моя мечта – когда-нибудь жениться на Аликс Г. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она зимой провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты!»[273]

Не верил потому, что родители – император Александр III и императрица Мария Федоровна – категорически воспротивились женитьбе блистательного сына на принцессе из маленького бедного герцогства. Цесаревичу Российской империи нужна была достойная партия! Мама предложила Ники присмотреться к Елене Орлеанской, дочери графа Парижского.

Елена Орлеанская

Императрице особенно импонировало, что Елена была как две капли воды похожа на саму Марию Федоровну в молодости. Газета «Вашингтон Пост» называла Елену Орлеанскую «воплощением женского здоровья и красоты, изящной спортсменкой и очаровательным полиглотом»[274].

Однако «очаровательный полиглот» не выдержала конкуренции с благородным профилем Алисы. Николай не колеблясь отверг француженку. Тогда за дело взялся отец-император.

Мосси Прусская

Александр сосватал сыну Маргариту Прусскую, сестру германского императора Вильгельма II. Эта принцесса не могла похвастаться лестными отзывами в «Вашингтон Пост», в детстве ее даже прозвали Мосси, «мшистая», за смешную прическу. Но разве это важно, если с политической точки зрения брак настолько выгоден?

Николай взбунтовался. Он заявил, что пострижется в монахи, если его женят на Маргарите Прусской. В конце концов отец и мать уступили – их потряс сумасшедший напор обычно покладистого сына. Так Ники привел в родительский дворец свою Аликс. Перед венчанием она взяла православное имя Александра.

Александра Федоровна

По воспоминаниям современников, юная императрица была неуклюжей, плохо одетой, нервной, замкнутый – полная противоположность роскошной Марии Федоровне. Та обожала балы, могла танцевать до рассвета, а потом как ни в чем не бывало принимать сановников.

Общительность, живость характера, житейский ум и неиссякаемое любопытство – императрица-мать всю жизнь была в центре любой компании, ее обожал бомонд и народ. Во время больших парадных выходов именно Мария Федоровна выступала под руку с сыном, облаченная в великолепное платье, в бриллиантовом платье. Невестка скромно шла позади, в сопровождении второстепенных придворных.

Отношения двух императриц были крайне напряженными. Типичный экстраверт Мария Федоровна не понимала интроверта Алису и называла ее «фурией». Писала в своем дневнике: «Господи, открой глаза моему бедному Ники»[275]. Как и многие другие свекрови, она была уверена, что ее обожаемый сын достоин лучшего. Но что, если императрица-мать была права? Могла бы другая жена спасти Николая и его империю от