Сказки - Наталья Кодрянская

Годы шли. Меня стали все реже брать из библиотеки и я могла свести немало знакомств с другими книгами, моими соседями по полке. «Вы вышли из моды, сказала мне старая грамматика, моя ближайшая соседка: почитали вас, и вы надоели». Меня это очень уязвило. «Ангелы больше не в моде, говорила грамматика, вот философия, это еще куда ни шло. Но ваша философия какая-то тощая». В это время в библиотеку вошел уже не молодой человек, он был бедно одет и казался утомленным. Улучив минутку, когда в библиотеке никого не было, он направился к полке, где я стояла. «У меня нет даже собственной книги, что я написал двадцать лет тому назад!» бормотал он с горечью, и оглядевшись, незаметно взял меня с полки и сунул в карман. Мы жили душа в душу. Уже давно моя нарядная обложка была заменена серой бумагой. Каждый вечер, присев к столу, мой хозяин принимался меня читать; иногда он плакал, перелистывая памятные ему страницы. Я скоро узнала его тайну: во мне жила девушка, которую он когда-то горячо любил.

Помню, был канун Рождества, с улицы доносился смех, поскрипывали полозья, звенели бубенцы. На каждом углу стояли елки в снежных хлопьях. Прохожие, с красными носами, несли в руках праздничные кульки и свертки. По соседству с нами жил бедный мальчик, его звали Питер. Писатель очень любил этого мальчика и все думал, чем бы его порадовать на Рождество. Хотел купить серого в яблоках деревянного коня, он давно уже облюбовал его в витрине, но денег совсем не было, и он решил продать что-либо из своих вещей. За окном крутились светлые снежинки, робко заглядывая в нашу пустую комнату. Было холодно и одиноко. Как вдруг распахнулась дверь и вошел «заштопанный» человек, так называл его, шутя, писатель, у нас он и раньше бывал: на спине у него висел мешок, набитый старьем. Быстро и зорко оглядел он нашу комнату, под его взглядом все мы вдруг стали самыми обыкновенными и скучными вещами, а я знала, как каждый из нас был дорог нашему хозяину. Старые калоши (они были волшебные, только об этом мало кому было известно!) первые потонули в мешке, за калошами исчез подсвечник. Не успела я опомниться, как и сама очутилась в мешке — по ошибке, заметьте! — писатель меня нарочно отложил в сторонку: «заштопанный» меня просто украл. В мешке было очень тесно и темно, и калошам захотелось выйти, и только они об этом подумали, как «заштопанный» в тот же миг развязал мешок. II калоши очутились на воле. А я от огорчения заснула, и очнулась только на бумажной фабрике. Меня положили под пресс. Маленький ангелок, что жил во мне, белокурая красавица, кусок синего неба, зеленая лейка, высокий именинный торт, все они, один за другим, сходили с моих страниц: «Прощай, милая книга!» кричали они мне на прощанье, улетая в открытую форточку. Мысли вылетели огромной ракетой и рассыпались за окном блестящим фейерверком. Последним вышел маленький человечек в синих очках, он держал под мышкой огромную папку, и хоть по виду он был очень тощ, но папка была так тяжела, что человечек не мог улететь за другими через форточку. Потребовалось вмешательство чернил. Превратившись в ручеек, они унесли с собой и чудака-философа и его увесистую папку. А после того, как все существа, которые жили во мне, меня покинули, я вдруг превратилась в белый лист бумаги.

— Какая странная судьба, — задумчиво промолвил графин, — в новой жизни очутиться на столе у того же писателя.

— Все вы мне одинаково нужны, — перелистывая одну за другой исписанные страницы и задумчиво улыбаясь, сказал писатель, — только мальчика звали не Питер, а Феликс, и вместо деревянной лошадки, что оказалась слишком дорогой, я подарил ему тогда коробку оловянных солдатиков. Но как это все было давно. Да, не забыть сказать издателю, что я когда-то получил премию за одну из моих первых книг, авось повысит гонорар.

ДЕРЕВЯННАЯ ПАЛКА

кучно мне было у старого торговца цветными зонтиками и палками. Уже больше года, как я без толку все лежала на той же самой полке, и никто не хотел меня купить: одним не подходила цена, для других я казалась слишком тяжелой, да и дерево, из которого я была сделана — орех, выкрашенный под палисандр — не всем нравилось.

Среди вещей, что находились в лавке, мое внимание как-то привлек красный зонтик. И хотя это был самый обыкновенный дождевой зонтик, но почему-то именно он возбудил во мне жгучее любопытство, и с тех пор постоянно занимал мое воображение.

Иногда в нашу лавку косыми лучами заглядывало солнце, тогда красный зонтик оживал, и тихо вздыхая, шелестел шелком. В ненастные дни я представляла себе, как, сутулясь, летит этот зонтик по улицам, а веселый дождик гулкой дробью отбивает на его мокрой спине уличные песни. Когда хозяин лавки раскрывал его перед покупательницей, зонтик, вдруг ярко вспыхнув, зажигался красным светом и освещал всю лавку. Он будил во мне какие-то смутные воспоминания: передо мной неизменно вставала длинная, без конца, дорога, веяло жарким ветерком, и ко мне доносился запах поля, спелой ржи, в которой красными перевернутыми зонтиками колыхались маки, а вдали, зеленея, покачивались ветки.

В чем же его волшебство? — часто думала я, а длинная, без конца, дорога манила меня все больше и больше.

Однажды хозяин, выйдя зачем-то на улицу, забыл запереть дверь лавки, и я увидела выступающие большим караваном облака с золотой и красной поклажей — длинная белая дорога с идущим по ней солнцем вдруг предстала передо мной. Не раздумывая, я спустилась с полки и поспешно направилась к выходу.

Я вышла из лавки и смело застучала моим железным башмаком по панели, избегая тысячу препятствий, что попадались на моем пути. Какой-то пьяный схватил меня поперек туловища и безжалостно швырнул на фонарь; я еле оправилась от удара и уже сама, как пьяная, качаясь во все стороны, пошла дальше. Не зная правил уличного движения, я попадала прямо между ног прохожим, сбрасывала людей, и вместе с ними сама неразпадала на каменную мостовую. Два или три раза, когда я переходила улицу, я уж думала, что буду раздавлена несущимся железным чудовищем, но всегда каким-то чудом спасалась, счастливо отделываясь незначительными царапинами. Наконец, свет и шум больших улиц остался далеко позади, воздух посвежел, я почувствовала запах воды — где-то поблизости протекала