Балтика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

гавани уже вовсю шло вооружение кораблей и судов. Вооружение всегда начинается с установки мачт и бушприта. Эта работа осуществлялась с помощью кранов или посредством специальных стрел, устанавливаемых на судне, а потому на краны целая очередь. Каждый командир лезет вперед и задабривает портовых чиновников, как может. Не редки и скандалы. Потому Пущину приходилось лично определять кому и когда давать вожделенные краны. По мере возможности, в качестве стрел употребляют нижние реи. Установку мачт начинают всегда с грот-мачты, а стрелами – с бизань-мачты. Последним устанавливают бушприт. После этого принимаются за стеньги. Первыми поднимали нижние реи, затем марса-реи и, наконец, блинда-рей. Далее поднимали и выстреливали брам-стеньги и бом-утлегарь, вчерне вытягивали их такелаж, чтобы, не дай бог, не завалились. Вооружали бом- и бом-брам-реи. В это время часть матросов вовсю вязала выбленки, кранцы и маты. В каждой кампании все должно быть новым и чистым.

Наконец начинается вытягивание такелажа, вначале нижнего, а потом и верхнего. Тяга такелажа – дело ответственное. Нельзя ни перетянуть, ни недотянуть, а потому тягой руководят сами командиры. Спустя двое суток после первой тяги такелажа его снова тянут, устраняя образовавшуюся слабину. Через шесть суток матросы тянут такелаж в третий раз, а спустя еще четверо такелаж тянут уже в последний раз. Теперь можно грузить пушки и припасы.

Хватало проблем и здесь. Нехватка орудий была такая, что из арсеналов повытаскивали даже ржавые пушки, помнившие славные петровские баталии. Ранее орудийные стволы проверяли на прочность двойными выстрелами, а каверны искали на внутренней стороне стволов зеркалами специальными. Теперь от этого отказались, куда там, лишь бы обычный одинарный выстрел выдержали – и то ладно! Палить из таких ржавых старушек и одинарными выстрелами было далеко небезопасно, но другого выхода просто не было. О единстве калибров тоже разговора не шло, ставили все, что было под рукой. В другое время каждый уважающий себя капитан пришел бы в ужас, узрев на своем корабле до десяти различных калибров орудий, стоявших вперемежку. Но теперь на это смотрели, как на дело, само собой разумеющееся. То, что в горячке боя надо будет для каждой пушки искать свое собственное ядро и свой пыж, заранее настраивало артиллеристов на невеселый лад. Было очевидно, что далеко не все старушки выдержат испытание боем и будут рваться в клочья, убивая и калеча прислугу. Но что поделать, здесь приходилось лишь полагаться на судьбу и молиться за крепость ржавых стволов.

Не меньше забот, чем в Кронштадте, было у Пушина и в Петербурге. Все большие верфи и эллинги буквально забиты строящимися кораблями и фрегатами. А на Галерном островке, в Галерной гавани, в Новой Голландии и на Охте строился большой гребной флот, появление которого будущей весной в финских шхерах должно было стать неприятным сюрпризом для шведского короля. В Петербургском порту трудился главный помощник Пущина – флотский обер-интендант генерал-майор Балле, проворный, умный и ловкий. Зачастую того, что Пущин достигал, действуя напрямую и хватая за грудки строптивцев, Балле удавалось всего добиться с теми же строптивцами обходительностью и хитростью.

– Давай, езжай друг ситный! – говорил Пущин своему помощнику, когда надо было решить сложный вопрос, не портя отношений. – А то я, как в раж войду, живо им морды пораскрашу!

Пущин говорил правду, кулаки у него и в самом деле были пудовые.

Из Морского корпуса для помощи был отозван бывший генерал-интендант Иван Логинович Голенищев-Кутузов, нашлось дело и неутомимому Слизову.

Гребные суда строили наскоро – не до красот. Если шведские хеммемы и турумы, построенные по проектам знаменитого англичанина Чапмана, являли собой пример красоты и изящества, то наши галеры, прамы и каики сбивались как деревянные короба, без всяких выкрутасов. На воде держится – и хорошо плавать сможет, и ладно! Острословы (из столичной аристократии) сравнивали наши гребные посудины с телегами, а шведские – с богатыми рессорными каретами. Ухмылялись, как, мол, сидя на куче дров, можно соперничать с совершенными конструкциями! На остроты эти моряки, дух переводя и пот со лбов вытирая, отвечали:

– Пусть у нас и телеги скрипучие, а у короля шведского кареты, зато у нас кучера, не чета шведским! Посмотрим еще, кто кого взгреет!

Комплектовали гребные суда гвардейскими офицерами да солдатами. На каждую роту назначено было по одной галере, по две яхты и одной шлюпке. На галере помещалось от 100 до 120 человек, яхты поднимали не более 40 человек, а шлюпки – не более 18. Выйдя в море, каждая галера поступала под начальство своего ротного командира, взводные командовали яхтами. Шлюпками командовали сержанты. Главное заведывание гвардейской флотилией поручено было сначала майору Семеновского полка Римскому-Корсакову; но когда главнокомандующий потребовал его в армию, для начальствования над отдельным отрядом, то галеры гвардии переданы были майору Измайловского полка, Кушелеву.

А в Петербург непрерывно шли и шли санные караваны со всей России, везли якоря и такелаж, корабельный лес и пушечный металл, пороха и парусину, амуницию и продукты.

Главным флотским доктором был в ту пору старичок Бахерахт, врач опытный и дельный. Особое внимание флагманский доктор уделял госпитальным судам, куда должны были свозить больных и раненых. Загрузкой этих судов занимался сам. Лично считал, сколько вина, уксуса, круп ячневых и овсяных, масла коровьего, белья нательного да холста перевязочного туда грузится.

– Чтобы на шесть сотен немочных каждому по три простыни и одеялу было! – объявлял он вещевым чиновникам.

Те переминались с ноги на ногу:

– Больно жирно будет, чай не баре, и одной простынкой обойдутся!

На это Бахерахт внимания особого не обращал:

– Сказано по три, значит, по три, а ежели не будет, так самого в море отправим!

– Ладно, ладно! – сразу махали руками вещевики, зная решительный нрав старого доктора. – И пошутковать уж нельзя!

Как всегда, не хватало судовых докторов. Нужны были и лекари, и подлекари, и лекарские ученики.

Подлекарей и лекарских учеников набирали из госпитальных школ, хирургов из студеозов Калинкинского института. Прибыв в Кронштадт, они с любопытством и опаской посматривали на многочисленные суда. Главный доктор Бахерахт был хмур и серьезен.

– Запомните навсегда, что весьма великая разница в том, пользовать ли больных на берегу или лечить в море на кораблях!

– С чего начинать? – спрашивали новоявленные доктора, переминаясь с ноги на ногу.

– Начинайте с рекрут, у каждого пятого почитай дизентерия или тиф. Больных на суда категорически не допускать, а сразу отправлять в береговой госпиталь.

Закончив речь, Бахерахт вручил всем медикаментозные ящички, набитые ланцетами, щипцами и прочими хирургическими премудростями.

– Вот ваше оружие, господа эскулапы! Государыней определено каждому по пятнадцати целковых в месяц! А