Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

совмещаться образ умершего (а любой умерший — уже «родитель», предок) и дворового или домового. В тексте № 26 погибший муж, которого горько оплакивала жена, приходил к ней в облике дворового (подробнее о домовом и дворовом см., в разделе «Народная демонология. Домовой и дворовой»).

Целый пласт быличек связан с так называемыми «заложными» покойниками, т. е. умершими не естественной, не «своей» смертью. «Заложные» покойники — большая и важная подтема в общей мифологеме смерти. Представления о «заложных», как умерших не своей смертью, входят в большой комплекс мифологических представлений, связанных оппозицией, «свой» — «чужой». Умершие своей смертью почитались как предки, деды, родители, не своей (скоропостижной, насильственной, самоубийцы) — становились существами демонической, природы, что отражают и их наименования: блр. вупор, нечистик, полес, дводушник, двудомник, непритомник, пужайло, болг. вапер, лепир, ю.-слав. вовколак, върколак, укр. и ю.-рус. вурдалак и др. «Мертвенный канон» относит к заложным: «Иже покры вода и брань пожра, трус же яже объят и убийцы убиша и огнь попали; внезапу восхищенные, попаляемыя от молний, измерзшия мразом и всякою раною» (Зеленин 1916: 1). Представление «своей» смерти распространялось у славян на все живое: особым образом хоронили падший во время эпизоотии скот, для священных деревьев устанавливалось право на свою, «ветровую» смерть. «Заложные» становились опасными прежде всего потому, что они «не избыли своего века», т. е. не исчерпали своего жизненного времени и жизненных потенций, которые они после смерти могли обратить против живых. Самыми опасными в силу этого оказываются умершие дети, прежде всего те, которые не успели пройти обряд крещения, а также девушки, скончавшиеся незадолго до свадьбы. В народных представлениях те и другие могут превращаться в демонические персонажи — в русалок, шуликунов и т. п. (Зеленин; 1916).

Среди «заложных» народная традиция особо выделяет самоубийц как тех, кто совершил тяжкий грех. Людей, наложивших на себя руки, нельзя хоронить на общем кладбище, их хоронят либо возле кладбища, вне кладбищенской ограды, либо на перекрестках дорог[214]. Самоубийцы не могут обрести покой, поэтому они особенно часто встают из могил (№ 34). Спасает от их появления лишь осиновый кол, забитый в могилу (№ 34). Кол должен быть именно осиновым, так как на осине повесился Иуда, и в этой детали мы видим отчетливое наслоение, христианства. Привидения покойников-самоубийц особенно вредоносны для человека (№ 33), место, где было совершено самоубийство, проклято, там «кажется», «блазнит», «мерещится» (№ 36): то дом вдруг покажется с освещенными окнами, а в нем музыка играет (музыка — это бесовское), то кто-то поет или стонет на этом месте, то костер горит, и возле него кто-то сидит, то появляются и исчезают какие-то фигуры — и все это оказывается призрачным.

Христианский компонент в поверьях о «заложных» покойниках очень велик. Он проявляется, в частности, в представлении, что души «заложных» поступают в распоряжение темных дьявольских сил, «на них дьяволы (черти, бесы) ездят, воду возят». В образной системе быличек этот мотив может расшифровываться с наивной конкретностью: женщина, в отсутствие которой повесился ее муж-пьяница, встречает мужиков на лошади, смотрит лошади в пасть и видит там своего мужа — «это дьявола ехали на нем» (№ 37).

В быличке № 38 к кузнецу приезжает человек и просит подковать коней, а у коней ноги человеческие: «это, видно, черт и приехал на утопленниках».

Мир темных сил заинтересован в «заложных» покойниках, черти стремятся довести человека до самоубийства и тем самым заполучить его душу. Для этого они могут прибегать и к: обману, оговору (№289).

Представления о дьявольской, нечистой природе умерших неестественной смертью, особенно утопленников, — очень живучий элемент традиционных народных представлений, роль которых особенно возрастает в смутные времена истории. Когда был убит «старец» Григорий Распутин 30 декабря 1916 года, тело его, как известно, было найдено лишь спустя несколько дней подо льдом Невы у Крестовского острова. В народе, считавшем Г. Распутина, любимца царствующей семьи, злым гением страны, а не пророком и мудрецом, ходил слух, что Распутин еще дышал, когда его бросили под лед Невы. Это очень важно, потому что он, таким образом, не может быть причислен к лику святых мучеников, так как утопленника нельзя канонизировать.

В мифологических рассказах Севера есть отзвуки поверий об особой опасности для людей покойников-колдунов, которых «поднимают лукавый и черт» (№ 325), о вампиризме. Так, самоубийц нельзя класть в чужую могилу, так как плохо будет тому покойнику, с которым его положили (№ 34).

В более южных районах славянского мира известен комплекс мрачных по содержанию быличек о вурдалаках и упырях — привидениях колдунов, самоубийц, которые встают из могил и пьют человеческую кровь. На Севере таких быличек практически нет, а образ упыря представлен в очень размытом виде, обычно под названием еретик. О том, что это весьма многозначное на Севере слово может обозначать вампира, говорит, например, отрывок из заговора от порчи и колдовства на свадьбе:

Заговорю я еретика,

Зубы, губы, глаза.

Ешь свое тело,

Пей свою кровь

(Псковская обл., Печорский район, 1988 — Картотека фольклорных и диалектных материалов при кафедре русского языка Латвийского университета (г. Рига).

По многим мотивам, связанным со смертью и вхождением в мир теней, с упырем объединяется колдун. Царство предков — это сакральный мир, отторгающий от себя нечистое, вредоносное. Поэтому, чтобы перейти в мир иной, колдун должен передать кому-либо из живых свои колдовские знания и помощников, т. е. «сдать бесей (чертей, маленьких и т. д.)» (№ 305, 325, 326 и др.). Смерть колдуна требует определенных ритуалов — надо снять конек с крыши, разобрать потолок и др. (№ 324 и др.). Привидения колдунов так же, как и «заложных» покойников, беспокоят людей, пока в могилу не будет забит осиновый кол (подробнее см. раздел «Магия и колдовство»).

Народная фантазия строит образ потустороннего мира по образу мира обыденного: умершие так же, как и живые, могут испытывать чувства голода и холода, они нуждаются в еде и питье, для них топят баню. В уже упоминавшихся быличках (№ 43, 47) речь шла о работе на том свете, о свадьбе.

Былички, повествующие о контакте между реальным и ирреальным мирами, однотипны в том смысле, что в них рассказывается о посещениях этого мира умершими. Лишь иногда встречается мотив посещения людьми того света. Мотив этот достаточно древен и имеет широкий межэтнический ареал распространения. Ярким воплощением этого мотива является, например, греческий миф об Орфее и Эвридике. В славянском фольклоре имеются так называемые сны-«обмирания», в которых говорится