Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

и на Севере известен персонаж мокоша, мокуша — мифическое существо, появляющееся в домах по ночам, прядущее оставленную без благословения пряжу, остригающее шерсть у овец. С древней Мокошью образ мифического существа объединяет не только имя-наименование, но и устойчивая связь с прядением, которое в свою очередь в мировой традиции связано с идеей судьбы, прядения «нити жизни». Скотий бог Волос имеет ряд общих черт с лешим, например, их объединяет мотив пастьбы скота (см. № 140, 141, 142, 147) и диких животных (№ 138). Специфическую черту божества Рода — вредоносность для детей (ср. характеристику Рода в памятнике XIII в. «Моление Даниила Заточника»: «дѣти бѣгают рода, а господь пьяного человѣка») — находим у ряда современных персонажей, в том числе у полудницы, удельницы, мамуны, которые тоже опасны для детей и даже для еще не рожденных младенцев.

Падение язычества привело к уничтожению верховного языческого пантеона, включавшего главные божества — Перуна, Волоса, Хорса и др., но малый пантеон — локальные пенаты, «актуальные божества» — оказался очень устойчивым, хотя и претерпел существенные изменения под воздействием христианства. Произошло переплетение христианских и языческих черт в сущностных и функциональных характеристиках персонажей. С одной стороны, древние языческие божества под влиянием официального христианства превратились в демонические, бесовские силы. В древних памятниках мы неоднократно встречаемся с трактовкой языческих локальных пенатов и божеств как бесов. В «Слове св. Василия о посте» из «Златой цепи» XIV в. домовой называется «бѣсом хороможителемъ», в памятниках упоминаются «водянии бѣси», «бѣсъ полуденный» и др. С другой стороны, многие христианские святые взяли на себя функции древних языческих персонажей. Илья-Пророк в народном сознании совместился с языческим богом-громовержцем, став своего рода аналогом Перуна; св. Власий, отчасти по созвучию с именем Волос, стал пониматься как охранитель скота; св. Георгий Победоносец, день которого 23 апреля совпадает со временем первого весеннего выгона скота, также стал покровителем животных, как домашних, так и диких. Многие христианские святые взяли на себя роль «актуальных божеств», став покровителями-распорядителями хозяйственных процессов и сезонных погодных явлений, причем эта функциональная трансформация сказалась и на их именованиях. В народной традиции к имени святого часто прибавляется приложение-определение, указывающее на предмет патронажа и функции персонажа: Агафья-коровятница является покровительницей коров, Анастасия-овечница — соответственно овец и т. д. (ср. Онисимы-овчары, Савватий-пчелятник, Федосья-колосава и др.). Именование Анкудин-разжигай овин указывает, что в день этого святого наступает время сушить хлеб: в день Еремея-запрягальника надо начинать пахоту; около дня Алексея-пролей кувшин, Марьи-запали снеги начинается бурное таянье снегов и т. п. (ср.: Акулина-задери хвосты — время, когда много оводов и скот мечется в беспокойстве; Петр-полукорм — к этому дню должна остаться половина запаса кормов; Палей-паликоп — время гроз во второй половине июля, когда часто от удара молний загораются копны в полях и др.).

Наделение христианских святых функциями языческих божеств-покровителей отразилось и в народных духовных стихах, особенно распространенных у раскольников, как, например, в следующем:

Мати Божья Богородица,

Скорая помощница,

Теплая заступница!

Заступи, спаси и помилуй

Сего дому господина

От огненной пожоги,

От водяной потопи,

Попаси же ему Господь Бог,

Хлор, Лавер лошадок,

Власий коровок,

Настасий овечек,

Василий свинок,

Мамонтий козок,

Терентий курок,

Зосим Соловецкий пчелок,

Стаями, роями,

Густыми медами

(Журнал министерства народного просвещения. 1863. Т. 117, отд. IV. С. 49).

В результате длительного и сложного взаимодействия христианства и остаточных языческих представлений сложился христианско-языческий синкретизм, многие черты которого можно видеть в современном пантеоне мифологических персонажей. Главное его следствие — переведение всех или почти всех персонажей, за исключением домового, в ранг нечистых, демонических сил, а также частое совмещение в народном сознание локальных пенатов с чертом, бесом, что наблюдается в значительном числе быличек. Синкретизацию древнего языческого пантеона с христианским демоническим миром и отражает традиция именовать эту область мифологических представителей народной демонологией.

Мифологические персонажи Севера по своим основным характеризующим признакам образуют определенную систему. По своим самым ярким чертам они могут быть подразделены на персонажи локальные, темпоральные и функциональные.

Локальные персонажи — это самая многочисленная группа. К ней должны быть отнесены те мифологические образы, для которых главным признаком является связь с определенным локусом, патронаж определенной локальной сферы: леший распоряжается в лесу, полевой — в поле, водяной — в воде и т. д. (ср. также: домовой, дворовой, овинник, рижник, конюшник, банник, болотяник, кустица, подкустовник, боровой, луговик и др.).

Основная характеристика темпоральных персонажей — время появления или функционирования: это полудницы, ночницы, святочницы, удельница, которая появляется, когда зреет или «удит», рожь, во время «уденья», т. е. в полдень (Карелия, Медвежьегорский район, 1976).

Для ряда образов основной чертой является их функция, характер того действия, которое персонаж оказывает на человека и окружающий мир: обдериха страшна тем, что «задирает», душит человека в бане; змей-носак приносит своему хозяину колдуну деньги, съестные припасы — молоко, творог, зерно и под.

Приведенная классификация мифологических персонажей не является единственно возможной и исчерпывающей, к тому же она отражает позднее состояние мифологических представлений, известное нам по материалам XIX—XX вв.

Многочисленные фольклорно-этнографические записи (Ефименко 1864 а, б; Иванов 1893; Барсов 1894; Дилакторский 1905; Костоловский 1916) и исследования этнографов, фольклористов и языковедов прошлого и нынешнего столетий (Афанасьев 1865—1869; Ефименко 1864 а, б; Сумцов 1890; Георгиевский 1902; Максимов 1903; Зеленин 1916; Токарев 1957; Померанцева 1975; Мифы народов мира 1991 —1992, и др.) показывают, что система образов, которую исследователь находит на Севере, является частью общерусской и общеславянской, т. е. общей для всех славянских народов, мифологии. Большое число персонажей, представленных в северных материалах последних двух столетий, может быть возведено к нескольким древнейшим архетипам, обнаруживающим себя и в новейших записях. Например, русалки, которые появляются из воды (№ 167, 179), шишичиха на ветвях дерева (№ 184), лесные девки (№ 159), росомаха (№ 183), полудница (№ 224, 228— 230) — это все позднейшие видоизменения древнего божества растительности, вегетации, которое в зависимости от сезона обитало в воде или на суше, среди растительности. Именно поэтому славянской мифологии известны русалки водяные и лесные, или полевые (ср. у А. С. Пушкина: «...русалка на ветвях сидит»). В разных региональных традициях, в разное время может оказаться актуальным какой-либо один признак архетипа например, связь русалки с водой или, наоборот, с сушей. В результате с течением времени образ-архетип обычно распадается на несколько отдельных образов, генетическая связь которых постепенно перестает осознаваться.

Кроме того, каждый мифологический персонаж обычно имеет