Благородство духа. Утраченный идеал - Роб Римен

день, когда в сентябре 1938 года прибыл сюда и в первый раз в жизни увидел эту величественную матрону, истинный символ Соединенных Штатов Америки. Ты помнишь, Элизабет?

— Конечно, Джо, этот день и я никогда не забуду: нахлынувшее ощущение счастья, из-за того что тебя приветствует Mighty Woman. Но, откровенно говоря, я не думаю, что Америка все еще a great country. Для меня это уже давно не так. Я стала канадкой и отказалась от американского гражданства, хотя могла бы и сохранить американский паспорт. Это больше не моя страна. И мне кажется, хорошо, что в Нексус-институте состоится конференция о природе зла, хотя бы для того только, чтобы показать, что недостаток свободы связан прежде всего со злом в нас самих. Не говоря уже о том, что 11 сентября, надо надеяться, это wake-up call [сигнал проснуться], чтобы дать нам понять, как сильно Запад и особенно Америка отступили от своих идеалов. Насколько мы лицемерны, если дело касается экономических интересов и внешней политики. Лицемерие — следствие жажды наживы, которая как слепая власть, некий демон, охватило все наше общество. Маркс, во всяком случае, хорошо разглядел: капитализм — тоже разрушительная сила! Ну и глупость, которую мы культивируем; декадентство. Такое не остается без последствий.

— Ты, стало быть, полагаешь, что okay, что такое произошло?! Что нам теперь только остается постичь, почему три тысячи невинных людей были убиты кучкой религиозных безумцев?! Словно трудно понять, что снова пришли фашисты, люди, которые хотят зла!

Джо разволновался, голова его стала трястись еще сильнее, и ему с большим трудом удавалось подносить пищу ко рту. Элизабет, положив руку ему на плечо, мягко сказала:

— Нет, Джо, совсем не okay, и ты достаточно хорошо меня знаешь: я никогда не стала бы оправдывать убийство невинных людей. И я тоже слишком хорошо знаю, что это — зло. Я никогда не забуду март 1933-го. После двух недель каникул с родителями в Швейцарии я вернулась в Мюнхен, чтобы продолжить учиться в школе. Как раз в течение этих двух недель Гитлер с нацистами захватили в Германии полную власть. Для меня было жутким шоком, когда я заметила, что учителя вдруг стали утверждать совершенно обратное тому, что говорили перед каникулами. И девочки, которые за три недели до этого восхищались одним учителем, теперь доносили на него, потому что он запрещал им перед началом урока приветствовать его словами «Хайль Гитлер!». За каких-нибудь три недели они стали убежденными, действительно убежденными нацистками. Мне было около пятнадцати, и с тех пор у меня нет никаких иллюзий относительно зла, которое заключено в человеке. Но я знаю также, что зло не уничтожить ни бомбами, ни гранатами. Мы должны придумать лучший ответ, чем the war on terror [война террору]. И меня пугает, что Бушу и Чейни не приходит в голову ничего другого. Это не только глупо, но и делает мир еще опаснее, чем он есть.

— Я с тобой согласен, Элизабет, — сказал я. — Но вот вопрос: что именно теперь делать?

Мы с Элизабет удивленно посмотрели на Джо, когда он спокойно, голосом, какого в тот вечер я от него еще не слышал, проговорил:

— Я знаю, что мы должны делать, я знаю ответ!

Из пластикового пакета он вытаскивает темно-красную кожаную папку, кладет ее на стол, отодвигает стаканы, открывает папку и достает оттуда стопку нотных листов. На первом листе нетвердым почерком написано большими буквами:

Symphonic Cantate for Solo,

      Choir and Orchestra

      NOBILITY OF SPIRIT

   Words of Walt Whitman

                by

     Joseph Goodman

[Симфоническая кантата для солиста,

               хора и оркестра

           БЛАГОРОДСТВО ДУХА

           Слова Уолта Уитмена

       Музыка Джозефа Гудмена]

— Вот что я хотел тебе показать, Элизабет.

В основу произведения положены строки из Листьев травы Уолта Уитмена, его восхваление свободы, демократии, Америки и поэзии. Вначале идут речитатив и ария, в которой он воспевает Нью-Йорк:

I too work'd the streets of Manhattan Island

Give me faces and streets

Let me see new ones every day

Give me such shows — give me the streets of

Manhattan!

[Я тоже ходил по улицам Манхеттен-Айленда

Дай мне его лица и улицы,

Дай мне каждый день новые видеть,

Дай мне эти зрелища — дай мне Манхеттен!]

А затем хор:

People, endless, streaming, with strong voices, passions,

                                                                    pageants

Manhattan streets with their powerful throbs, with beating

                                                                 drums as now,

Manhattan faces and eyes forever for me.

[Люди, нескончаемые, устремленные, с сильными

                                голосами, страстные, видные,

Улицы Манхеттена, с их биением пульса, как сейчас,

                                             с их барабанным боем,

Лица, глаза Манхеттена для меня навеки.]

Мои познания в музыке, к сожалению, ограниченны, но у меня сложилось впечатление от этих набросков — ибо это были наброски, партитура в целом все еще пребывала in statu nascendi [в состоянии зарождения], — что Нью-Йорк, Манхеттен воспеваются здесь в форме lamento, плача. Вторая часть опуса, о самом поэте и свободе, более созерцательная и мелодичная (Andante grazioso), была написана для сопрано и оркестра:

The poets are the voice and exposition of liberty,

Whatever satisfies the soul is true.

Liberty, let others despair of you,

I never despair of you.

For the great Idea, the idea of perfect and free individuals,

For that, the bard walks in advance, leader of leaders.

For the great Idea,

That, О my brethem, that is the mission of the poets.

[Поэты — голос, проявленье свободы,

Истинно то, что приемлет душа.

Свобода, если кто-то отчаивается в тебе,

Я в тебе никогда не отчаюсь.

Ради великой Идеи, идеи совершенных и свободных

                                                                    людей,

Ради того, что бард идет впереди, вождь из вождей.

Ради великой идеи,

Той, которая, братья, призванье поэтов.]

Третья, и последняя, часть, для альта, хора и оркестра с литаврами и тромбонами, — гимн Америке, озаглавленный: So Long! [Пока!]:

Any period one nation must