Российский колокол № 2 (51) 2025 - Литературно-художественный журнал

19 августа Паулюс подписал приказ «О наступлении на Сталинград». В этом, несмотря на общий официальный тон, отчасти хвастливом приказе утверждалось: «…возможно, что в результате сокрушительных ударов последних недель у русских уже не хватит сил для оказания решительного сопротивления». В приказе указывались задачи соединениям германской армии по овладению центральной, южной и северной частями Сталинграда. Ударные группировки 6-й и 4-й танковых армий при участии 8-й итальянской армии, следуя приказу, одновременно начали сжимать вокруг Сталинграда кольцо – с севера и с юга.

Прислушиваясь ко всей этой поступи, к колебанию воздуха и земли, к движению огромного количества смертоносного железа и людского потока, надвигающегося на него, город с удивлением обнаружил, что он испытывает совершенно новые для него вибрации. И даже – чувства. Что это? Страх? Возбуждение? Злость? Волнение или нетерпение и азарт? Или всё перечисленное сразу? Какие интересные, совсем «человеческие» эмоции стали доступны для него. И ведь этому город научили люди, с которыми его крепко связывала общая и единая на всех судьба.

20

«Как много судеб может быть перечёркнуто всего лишь одним днём…» – подумала Ольга. Она стояла у окна в просторном коридоре на втором этаже, прислонившись лбом к холодному стеклу. Горестно думала, как в условиях войны, этого опасного, непредсказуемого времени, один день или один миг может всё изменить в человеческой жизни. Неважно, короткой или долгой, но такой хрупкой в руках неумолимой судьбы.

Таким самым страшным днём в её жизни, перечеркнувшим и навсегда изменившим всё, что было до этого в её судьбе, как и в судьбах тысяч сталинградцев, стало 23 августа 1942 года.

Госпиталь работал напряжённо, с большой перегрузкой. Причём Ольге казалось, что как началось это напряжение в конце июля, так и продолжается. Длится и длится – одним бесконечным трудным днём.

Весь медицинский персонал госпиталя трудился самоотверженно. Ольга видела, как люди забывали о сне, об отдыхе, о себе. Всё подчиняла себе общая, единая для всех цель – помочь раненым всем, чем можно.

Читая и слушая сводки с фронта, Оля со всё нарастающей тревогой понимала, как сокращается расстояние от линии боевых действий до её Сталинграда. В июне фашисты наступали на южном участке фронта и вышли в большую излучину Дона. Месяц назад они уже вторглись в Сталинградскую область. По этой причине в течение всего лета сорок второго армейские госпитали меняли своё расположение. Перемещались ближе к Сталинграду, многие переезжали за Волгу. Сам Сталинград был переполнен ранеными, которые, минуя свои медсанбаты и армейские госпитали, потоком шли в город, заполняли эвакогоспитали, работавшие в это время с многократной перегрузкой.

В начале августа всех относительно легкораненых начали в срочном порядке выписывать в маршевые роты и отправлять на фронт. Так этот людской поток продолжается немыслимым круговоротом по сей день. Волнами, то накатываясь на госпиталь, принося с собой раненых, то отступая, унося выписанных бойцов. Был ещё один, самый страшный, поток, забиравший из госпиталя тех, кто не выжил.

Накануне, в субботу, 22 августа, к Ольге подошла начальница их госпитальной аптеки Глаша. Она была невысокая, полная, при этом необычайно подвижная, беспокойная и добродушная. Оля знала, что Глаша раньше жила в Сталинграде. На этом с их первого дня знакомства установились у них приятельские отношения. Иногда они с Ниной втроём собирались у Глаши, когда выкраивалось несколько свободных минут, как землячки. Пили чай, разговаривали о прошлой, мирной жизни в Сталинграде. Все три очень быстро сдружились.

Поэтому она просто пришла в восторг, когда Глаша, заговорщицки улыбаясь, предложила Ольге с Ниной составить ей завтра компанию и поехать рано утром в воскресенье в Сталинград – за лекарствами и большой партией перевязочных материалов: бинтов, ваты и прочего.

Весь день провести в родном городе в такой приятной командировке, успеть повидаться с родителями! Как же это было здорово! Нина тоже с радостью согласилась, так как, несмотря на то что Николаевская слобода не так далеко от Сталинграда, она, так же как и Оля, давно не была дома.

Отправились 23 августа в пять утра на выделенной грузовой машине. Рано приехали в Сталинград. Заехали на склад, быстро всё получили. Но шофёр должен был ещё в обед и к вечеру дозагрузить автомобиль стройматериалами, необходимыми для ремонта новых помещений госпиталя. В обратный рейс машина отправлялась только поздно вечером, ближе к ночи. Это было чудесно!

Договорившись с водителем о времени и месте встречи, подруги разбежались по городу, условившись около четырёх часов встретиться у кинотеатра и, может, сходить в кино или побродить по Сталинграду. Каждая из них хотела побыстрее увидеться с родными, нагрянуть к ним сюрпризом.

Родители были дома. Дверь открыл папа, и Оля с ходу набросилась на него, обняла, повисла на шее.

– Доча, ты меня уронишь, – мягко отстраняясь, но тут же притягивая Ольгу для поцелуя, сказал Сергей Васильевич. – Как снег на голову, счастье ты наше. Даже не предупредила нас, хулиганка.

Папин голос немного дрожал.

– Ириша! Смотри, кто к нам пожаловал!

В прихожую вбежала мама. Раскрасневшаяся, в руках кухонное полотенце, которое она решительно отбросила в сторону, сгребая и крепко прижимая к себе Ольгу.

Оля, вжавшись в маму, в её родное и такое ароматное тепло, сразу почувствовала себя маленькой девочкой, которая потерялась когда-то, а теперь нашлась. Обе разревелись.

Папа стоял растроганный, растерянный и удивлённо смотрел на них.

– Ну вы даёте, девушки. Потоп устроили в квартире. Кто так радуется?

Потом были долгие разговоры и объятия на их кухоньке, под чай и угощения. Ирина Тимофеевна всё старалась накормить Олю, горестно вздыхая и приговаривая, какая её доченька «стала худенькая и бледная, с ужасными кругами под глазами». Сергей Васильевич всё больше молчал и время от времени нежно поглаживал остренький Олин локоток, совсем как когда-то в детстве.

Ольга смотрела на родителей и отмечала, как они изменились, как-то «уменьшились» и осунулись со времени их последней встречи. Хотя прошло не так уж много времени. Она видела, как прорезало задумчивыми, неразглаживаемыми складками лоб отца, как тревожно сжимаются в тонкую линию губы матери и как беспокойно живут своей жизнью её подвижные руки.

Родители и слушать не захотели о том, что вечером Оля планирует встретиться с подругами. Непререкаемым тоном мама сразу объявила:

– Сходишь за ними в четыре, заберёшь их с собой, а в семнадцать ноль-ноль мы с папой всех вас ждём дома на ужин. От нас и поедете назад. А то что это такое? Приехала на несколько часов, да ещё и сбежать хочешь?

Так и решили. В половине четвёртого Оля выбежала из своего подъезда, чтобы забрать Нину с Глашей и привести их к себе домой. Их окна выходили во двор, и, обернувшись на бегу, Оля увидела в окне маму. Мама стояла не двигаясь, словно уперевшись ладонями в стекло. Её чуть смазанное косыми бликами лицо смотрелось бледным, неподвижным и каким-то неестественно строгим.

Если бы она тогда могла знать, какая непостижимая беда скоро обрушится на них всех, она ни за что не оставила бы родителей. Но ни одной тревожной мысли не шевельнулось у неё. В тот момент Оля лишь весело помахала маме рукой.

С того дня, как Ольга начала работать в госпитале, этот день можно было назвать первым полноценным «выходным». Она шла к месту встречи с Ниной и Глашей знакомыми с детства улочками. На душе было легко. Сама неторопливая, спокойная, воскресная и такая мирная обстановка любимого города настраивала на хорошее, заставляла забыть ненадолго тяжёлые и сложные будни.

Подруги уже ждали её и неожиданно для Оли сразу согласились пойти к Ивановым в гости. А Ольга боялась, что их придётся уговаривать. Времени было достаточно, поэтому решили пройтись пешком, не торопясь, до Ольгиного дома. Настроение у всех было прекрасное. И без того подвижная Глаша была в приподнятом настроении, постоянно шутила и заразительно смеялась. Остановились у киоска, чтобы купить мороженое.

Внезапно всё изменилось.

Сначала Ольге показалось, что тёплый городской воздух пришёл в движение, словно город охватила необъяснимая дрожь или, если можно сравнить город с живым человеком, его как будто начало знобить. Вибрации всё усиливались. Страшно завыли сирены. Из репродуктора рядом зазвучало: «Граждане! Воздушная тревога!»

Мороженщица выбежала из киоска, крикнула девушкам:

– Бегите в бомбоубежище! – и метнулась в сторону ближайших домов.

Нина и Глаша бросились бежать