Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

предприятиях? В отличие от других оккупированных стран в случае с Советским Союзом масштабы грабежа даже приблизительно не отражены в сумме потраченных в этой стране денег[555]. Это будет рассмотрено в следующем разделе.

9 июня 1941 года директор Рейхсбанка Макс Кретчман в условиях полной секретности проинформировал правление кредитных касс рейха о предстоящих задачах. Отдельные сотрудники Рейхсбанка уже подготовили шесть моторизованных кредитных касс для неотложных нужд войск[556]. 12 июня 1941 года вышло распоряжение об увеличении уже готового заказа рейхстипографии на печать рейхсмарок «для запланированных военных операций на востоке» «с 1 млрд до 1,5 млрд рейхсмарок», причем это нужно было сделать «как можно быстрее»[557]. Спустя десять дней началась операция «Барбаросса». Когда в конце июля наступление замедлилось, рейхстипография на всякий случай напечатала фальшивые рублевые банкноты на 10 млрд рублей, которые, впрочем, не были использованы[558]. Как только боевые части вермахта заходили на очередную территорию, сотрудники касс рейха отбирали у населения все монеты «в рамках европейских потребностей в металле»[559].

Уже на заседании 9 июня правление Рейхсбанка рассматривало вопрос о том, как за три месяца можно прирастить к советскому банковскому аппарату «новый эмиссионный банк рейха – в Москве». В случае если бы в намеченном месте не было захвачено советских купюр или по крайней мере печатных клише, предполагалось очень быстро напечатать новые рубли, для начала – с использованием процесса высокой печати. Более того, еще до нападения на СССР Кретчман подумывал о введении там в ближайшем будущем разных валют: «Если оккупированную территорию России придется разделить на разные государственно-правовые области, то следует запланировать создание нескольких эмиссионных банков»[560].

Днем позже, 10 июня 1941 года, в рейхсминистерстве финансов состоялось столь же строго секретное совещание. Оно было посвящено «предстоящему открытию Восточного фронта». Собравшиеся обсуждали предоставление кредитов германским компаниям, что позволяло немедленно возобновить работу важных (с точки зрения рейха) производственных объектов и сельскохозяйственных предприятий, конечно же нуждающихся для этого в деньгах. В обсуждении этого вопроса за 12 дней до вторжения участники предполагали, что средства производства «попадут в руки немцев в значительной степени разрушенными». Это заставило их задаться вопросом: каким образом может быть предоставлено «обычно необходимое» обеспечение по кредитам, если, во-первых, объекты разрушены или демонтированы, а во-вторых, их фонды не могут быть переданы в залог, поскольку «нефть, различные продукты горнодобывающей промышленности и сельского хозяйства подлежат немедленной транспортировке в Германию в соответствии с приказом». Поэтому уже назначенным руководителям будущих кредитных касс рейха в Советском Союзе было поручено предоставлять прямые необеспеченные кредиты. Ведь только таким способом можно было «выжать из этой ситуации как можно больше»[561]. Местные кассы выдавали тогда такие ссуды на многие десятки миллионов рейхсмарок.

Поздней осенью 1941 года правление кредитных касс рейха высказалось «за введение восточной кроны в соотношении 2 кроны = 1 рейхсмарка». Для создания нового центрального банка уже был избран директор Рейхсбанка Максимилиан Бернхубер. Но проект провалился. Сначала против него выступили главы германской гражданской администрации в Прибалтике, не желавшие вызывать лишние волнения среди населения. В дальнейшем приоритеты определило приближение фронта[562].

С другой стороны, по одному из проектов, начатому в то же время, удалось создать отдельную валюту в СССР (карбованцы на Украине). Закон об учреждении Центрального банка Украины (ЦБУ) вступил в силу 1 июня 1942 года. С юридически-финансовой точки зрения его структура в значительной степени основывалась на структуре эмиссионного банка генерал-губернаторства. Влияние оккупационных властей на денежную политику Украины «обеспечивалось тем, что обе главы центрального банка были назначены Рейхсбанком»[563]. Как и во всех остальных случаях региональных денежных реформ, министр финансов потребовал, чтобы советские рубли, обменянные на новые денежные знаки на Украине, были «безоговорочно переданы главному управлению кредитных касс». Аналогичным образом рейхсминистерство финансов конфисковало французские франки в Эльзас-Лотарингии, а в 1941 году – те рубли, «которые должны были быть обменяны на злотые после присоединения Восточной Галиции к генерал-губернаторству»[564]. В последнем случае речь шла о 340 млн рублей, которые эмиссионный банк в Польше передал «на реализацию» Рейхсбанку[565]. После доклада директора Рейхсбанка Кретчмана об обмене 660 млн злотых на рейхсмарки, состоявшемся в 1940 году на аннексированных, прежде польских территориях, германские банкиры действовали по той же схеме. Деньги «были в полном объеме изъяты у населения, с помощью кредитных касс в Польше и эмиссионного банка в Кракове». Представитель Рейхсбанка не без гордости добавил: «Таким образом, для Германии было собрано более 300 млн рейхсмарок, потраченных рейхом на окончательный выкуп польских денежных знаков в присоединенных восточных гау, которые в качестве своего рода вклада в военные расходы на востоке могли быть переведены в остальную часть Польши»[566]. Когда в апреле 1940 года в оккупированной Польше кредитные кассы передавали свои дела вновь основанному эмиссионному банку, то забрали с собой 306 млн злотых (= 153 млн рейхсмарок = 1,5 млрд евро), которые не были потрачены. Шверин фон Крозиг в своей манере прокомментировал процесс, ставший типичным в практике последующих лет: «Я уже не говорю о том, что желаемая мной реализация активов в злотых представляет собой практически незаметную контрибуцию за счет польского народного хозяйства, значение которой может быть оценено только знакомыми с предметом специалистами»[567].

Затем доверенные лица германского рейха использовали конфискованные таким образом деньги для покупки товаров во все еще существующих зонах франка, злотого или рубля, но эти покупки никогда не учитывались в счете оккупационных расходов.

Новая валюта на Украине увеличила местные платежные средства на оккупированной части Советского Союза без необходимости использования фальшивых денег. Кроме того, она мгновенно обесценила имеющиеся на Украине рубли. Данная мера якобы должна была привести к «здоровой ценовой и валютной политике»[568]. Но Украина страдала не от припрятанных денег, а от жадности оккупантов, чьи шансы на грабеж значительно улучшились с появлением новых денежных знаков, и, следовательно, увеличились проблемы, с которыми сталкивалось местное население. Если украинцы хотели обменять крупные суммы в рублях на карбованцы, отделения Центробанка не выплачивали их наличными. Вместо этого они зачисляли деньги в карбованцах на «личный счет», который, разумеется, оставался заблокированным для своего владельца.

Заявленная цель состояла в «снятии избыточной покупательной способности местного населения»[569]. В действительности собранные суммы текли через кредитные кассы и интендантов вермахта в карманы германских солдат и спекулянтов в рублевой зоне советских оккупированных территорий. Одновременно немцы скупали огромное количество продовольствия, лишь часть которого в 1942 и 1943 годах направлялась в Германию. Львиная доля переправлялась в неукраинские районы боевых действий