Жезл времён. Рассказ эльфа - 1ex0

- Несчастный, сколько же тебе пришлось пройти бедствий. Я соболезную тому, что случилось с твои народом и народом твоих тёмных братьев и сестёр. И ты не представляешь, как же опечалена тем, что произошло с моими сёстрами.

Она разомкнула объятья и продолжила:

- Ты здесь неспроста. Ааийя направила тебя ко мне, чтобы я попыталась исцелить от тьмы, которую ты скопил, пока претерпевал всё это. Как и она, я отвечу тебе, что нет такой сферы магии, которая изгоняет тьму. Как ты её обрёл, так ты и должен избавиться от неё, - чуть помолчав, она взяла меня за руку и бросила лишь коротко, - Пойдём.

Мы двигались какое-то время долго, однако было очевидно, что она вела меня в какое-то конкретное место. Чтобы разбавить образовавшееся меж нами безмолвие, я стал задавать ей вопросы. Она же отвечала на них. Так я выяснил, что раньше здесь проживали арлисы, как мужчины, так и женщины. Им было хорошо в этом заснеженном мире, ведь здесь раньше не было этого бурана и этой вечно пасмурной погоды. Всё изменилось, когда к ним вторгся один очень страшный народ. Но, что было самым ужасным во всём этом, с ними шло их божество – Ширр Гаху́л, которое собиралось подчинить арлис себе, утверждая, что они – его творения, когда как его настоящие творения готовились к нападению. Но не успел он закончить говорить, как пришёл второй бог. Вот как Харлагира описывала это:

- Он ещё говорил, как вдруг Полостогон сотрясся, сначала один раз, а потом и второй. Сверкнула красная молния, и наш мир наводнили вторые захватчики. Такие же огромные, как и воинство Ширр Гахула, но облачённые не в золотые доспехи, а в кроваво-красные, как будто бы они с ног до головы были облиты кровью.

Я тогда подумал: «Что?! На Полостогоне начался Лардадороин?!» Но Харлагира говорила, что багровое воинство заступалось за них, не позволяя захватчикам уничтожать арлис. Два исполинских божества бились друг с другом, когда как воинства их сражались у них под ногами. И по мере того, как эта битва продолжалась, портилась и погода. Как будто бы она, подчиняясь общему ритму войны, тоже пыталась сражаться. С неба пошёл густой снег, так что поле битвы постепенно скрывалось из виду. Арлисы теперь не видели тех безжалостных ударов, которые воители наносили друг другу в попытке сокрушить противника. Они могли наблюдать только лишь силуэты тех, кто здесь сражались. А два огромных бога так вовсе скрылись из виду, и лишь сотрясение земли и воздуха от их ударов и шагов доказывали то, что они ещё сражаются где-то там, за пределами завесы вечно падающего снега.

Мы с Харлагирой пришли на какой-то пустырь. Огромное пространство, на котором не было снега: он не лежал под ногами, не шёл из-под небес. Не было ничего – лишь чёрное безжизненное подножие. Опустившись на корточки, я прикоснулся к этой земле и ужаснулся тому, насколько же она мертва. Даже Мордалаль после правления алмазаилы не была настолько погублена, как этот участок Полостогона, на котором со слов хранительницы этого мира и состоялось сражение двух божеств. Теперь это уродливое пятно будет вечным напоминанием о тех жутких днях, когда народ арлис был уничтожен. Да, можно с уверенностью сказать, что арлисы были уничтожены. Ведь их мужчины все до единого были сокрушены воинством Ширр Гахула. И последний из выживших открыл портал в Мордалаль для того, чтобы их женщины могли спастись. Все их мужья отдали свои жизни, чтобы жёны могли жить. Представляешь, Сетамилис, насколько это благородный был поступок? Буквально берёт за душу. Пока она рассказывала свою историю, я мог ощущать, насколько тяжело ей это давалось. И ведь каждая арлиса, что обитает в Мордалали, носит в себе весь этот ужас тех дней, когда Датарол и Ширр Гахул сошлись в этом жутком поединке. Со слов Харлагиры, она не знала, кто в итоге победил: красные или золотые воины. Однако это не было важным, ведь от арлис больше ничего не осталось. Полостогон опустел. Её народ не достался жуткому божеству, но в то же самое время был обречён.

Рассказывать об этом было очень сложно. Харлагира иногда останавливалась, чтобы собраться с силами, пересилить себя, заставить своё сердце не заплакать, а после она продолжала рассказ. Когда же её история подошла к концу, меж нами образовалось тяжёлое безмолвие. Опустив голову, арлиса тихо всхлипывала, когда как лисицы, которые до этого момента только лишь кружились рядом с ней под ногами, теперь прижались к ней и застыли, как бы показывая мне, что нужно сделать в этот миг – приобнять печальную хранительницу Полостогона и постоять так с ней. Возможно, даже можно было рассказать ей о том, что её арлисы обрели новый дом и новых мужей в Мордалали, что от их союза рождались новые эльфы. Да, об этом мне говорило моё сердце. Где-то ещё в глубине меня томился свет. Нужно было только ухватиться за него, дотянуться до него, бережно достать со дна своей души и раздуть из него сияние светлой сущности. Однако тьмы во мне было сейчас гораздо-гораздо больше, так что зов моего сердца был настолько тихим, что я остался глух к нему.

Харлагира сумела пересилить свою печаль, так что лисы снова стали ходить вокруг неё, а сама она обрела прежнее величие, с которым отыскала меня. Гордая, но не надменная хранительница Полостогона, несмотря на своё одиночество и свою ношу, которую несёт в этом мире, не теряла достоинства. Мой разум стал ожидать, когда она использует другие методы для того, чтобы попытаться исцелить меня. Она сказала, что мы прогуляемся по её миру. Так всё и было. Очень много времени мы ходили по Полостогону, обвеянному вечным снегопадом, и разговаривали обо всём на свете. Арлиса всё-таки услышала, что до падения Мордалали от власти алмазаилы её сёстры жили спокойно, некоторые отыскали себе мужей и родили новый вид эльфов. Но это не обрадовало Харлагиру. Точнее, обрадовало не так сильно, как я предполагал.

И вот, наступает конец моего путешествия, Сетамилис. Я так и не получил исцеления от своей тьмы. Арлиса не сумела победить мрачную сущность, которую взрастил я в своей душе. И, когда мы с ней прощались, она вдруг сделалась холодна ко мне. Её слова не выражали чувств. А во взгляде проглядывалась искорка презрения. Я тогда не понимал, почему это так, но сейчас я думаю, это потому, что не осталось