Жезл времён. Рассказ эльфа - 1ex0

вернёмся назад во времени до того, как саткарка явилась в ваш мир, чтобы предотвратить падение Мордалали до того, как всё это случится. Нельзя допускать распространения скверны блуда по вашему миру.

Изумление объяло эльфа, так что, собравшись с мыслями, он не знал, с какой из них начать обсуждение, а потому получилось так, что он сказал несуразные слова:

- Но так ведь жезл алмазаила не подпустит к себе… - осёкшись, он собрал остатки растерянных мыслей и заговорил, - Но ведь жезл создаст второго Сетамилиса и второго Леармиэля. И всё равно алмазаила не подпустит к себе – её похоть завладеет мной.

Сетамилис взглянул на артефакт, что покоился в его руках, и отвечал:

- Не создаст, если правильно использовать его. Отправные точки жезла времён – полнолунья. Если вернуться назад во времени, а после того, как будут внесены изменения в историю, вернуться к тому же самому полнолунию в тот же самый миг, из которого мы отправлялись, то можно предотвратить собственную отправку в прошлое. Как итог, события останутся изменёнными, когда как мы не прикладывали руку к этому.

- К чему такие сложности? Разве нельзя было сотворить артефакт, который не будет создавать временны́х двойников?

- Время – одно из незыблемых творений великих. И только лишь сами творцы способны управлять им, как вздумается. Иным, кто находится под законом времени, вовсе не дано хоть какой-нибудь власти над ним. И нам не остаётся ничего, кроме лишь устремляться в том же направлении, в каком и течёт эта нескончаемая река событий. А потому любая манипуляция над этими неконтролируемыми потоками ведёт лишь к парадоксам. Мы, кому не дана власть над временем и кому не позволено понимать его строение, непрестанно будем делать ошибки и создавать парадоксы. Но, если мы, живущие под законом времени, будем учитывать все эти законы и, даже нарушая их, будем стараться исправить все эти нарушения, то никаких парадоксов создаваться не будет.

- Понятно. Значит, это всё из-за того, что мы, рабы времени, пытаемся быть его господами.

- Если сказать проще, то да. Именно так. Однако теперь, когда жезл времён попал в руки разорада, мы знаем, как нужно поступить, чтобы исправить нарушение законов времени и пространства. Так что наше путешествие послужит правильной цели, а также не создаст непоправимых нарушений. Но ты боишься алмазаилы, боишься того, что, оказавшись в непосредственной близи к этой саткарке, ты подпадёшь под влияние сущности похоти и против своей воли погрузишься в пучины разврата, будучи не в силах разорвать этот порочный замкнутый круг.

- Именно этого я и боюсь. Даже то, что мы сможем вернуться назад, а после, как ты говоришь, исправить парадокс, лишь одна проблема. Как мне выстоять, когда мы придём убить огненную соблазнительницу?

- Используй ту тьму, которая зародилась в тебе. Когда подступит искушение, ухватись за неё, как за преграду, облачись в неё, как одеяние, потони в ней, как в новой сущности, в той сущности, которую тебе предстоит обрести.

Эльф молчал, пытаясь обдумать эти слова, ведь ему было понятно то, что советовал Сетамилис, ведь он мог всё это сделать. Он сделал бы это уже давно, если бы не страх перед смертью, которая настигнет после того, как он полностью погасит свой внутренний свет. Однако теперь, когда эти слова говорит бессмертный, он готов поверить, что справится с этим. И да, именно так всё будет. Облачившись в саван тьмы, он сумеет выстоять против чар алмалии. Но в таком случае тьма полностью спеленает его и погасит тот свет, который пока ещё томится в нём, и он погибнет. Но разве для эльфа, который устремился на спасение своего народа, не будет лучшей смертью, чем та, в которой он отдаёт свою жизнь ради других эльфов? Нам же, разораду, это предоставит ещё больше понимания того, почему для этих светлых существ тьма настолько губительна, а также предоставит возможность попытаться отыскать способ, как защитить их от губительного влияния тьмы. Всё это также делается ради великого предназначения.

Закончив размышления, Леармиэль отвечал:

- Что ж, да, возможно, ты прав. Я уже и забыл, когда в последний раз встречался лицом к лицу с этой алмазаилой. И если ты предлагаешь мне это, значит, я готов.

Сатлятаг кивнул ему в ответ и заговорил:

- Открывай портал в Мордалаль. Нам нужно увидеть, какие события произошли там.

По всему было видно, что далру не хотелось этого делать, однако он пересилил себя, так что по мановению тонкой руки образовался белый овал межпространственного перехода, куда вошли бессмертный и эльф.

Фаламасфаль была разорена, так что Леармиэль вновь принялся ходить меж трупов своих сородичей вперемешку с эсрами. Сетамилис понял, что тирф ещё гуляет по этому миру, а потому алмазаила уже была мертва. Леармиэль заговорил:

- Всё уже случилось. И, когда именно луна выглянет из-под облаков, я не знаю. Возможно, придётся ожидать слишком долго.

- Незачем ждать. – отвечал бессмертный и возвёл обе руки к небесам: в левой он держал артефакт, правой он принялся разгребать тьму, что окутывала Мордалаль, пока оттуда не показался полный Теоссир. После этого он задействовать жезл и вернулся на два полнолунья назад.

Безмятежная Фаламасфаль, наполненная радостными эльфами, которые приятно проводят время в обществе друг друга. И арлисы были средь них. Сетамилис очень глубоко запрятал свою сущность, а потому никто из присутствующих здесь, не понимал, кто он такой. Конечно, все поспешили поприветствовать пришельцев, полагая, что они пришли из другого мира через местные врата. Однако нашлись и такие, кто стали интересоваться, каким же образом они оказались тут, в то время как врата оставались незадействованным. Леармиэлю не пришлось притворяться, ведь он и в самом деле был рад видеть своих сородичей, живыми, неосквернёнными, а, самое главное, имеющими надежду на то, чтобы никогда не познать всего этого. К Сетамилису не было никаких вопросов у местных обитателей, когда как далры принялись расспрашивать своего собрата, почему у него на лице такая неестественная улыбка. Они стали допытываться у него, какие тревоги застряли в его душе, будучи готовыми к тому, чтобы разделить с ним историю всех его печалей. Но арлисы, которые были прозорливее далров, усугубили положение тем, что выразили ещё бо́льшую обеспокоенность его состоянием, ведь они сразу же назвали вердикт – глубоко укоренившаяся тьма на душе, предшествующая гибели. И тогда далры взволновались ещё больше и стали расспрашивать его, что же произошло с ним, из-за чего он так изменился. Леармиэль обратил взор на Сетамилиса, чтобы