Очерки по истории стран европейского Средиземноморья. К юбилею заслуженного профессора МГУ имени М.В. Ломоносова Владислава Павловича Смирнова - Коллектив авторов -- История

социальный раскол, рост расизма и ксенофобии. Такая политика была ответом росту популярности правоэкстремистского Национального фронта, косвенно отвечала запросу его избирательного резерва, к настроениям которого два предшествующих президента Миттеран и Ширак были абсолютно нетерпимы. Между тем, именно резкий тон заявлений министра внутренних дел Н. Саркози, пожалуй даже больше, чем его жёсткая политика в отношении иммигрантов, обеспечил ему голоса значительной части потенциального электората Национального Фронта. Иммиграция в действительности стала одним из определяющих факторов общественного и политического развития страны, поскольку она обозначила комплекс проблем, связанных с новыми линиями социального раскола. Социальная уязвимость, низкие стартовые условия для выходцев из этой среды делают качественный рост иммигрантов одним из источников нестабильности. От интеграции и социальной адаптации иммигрантов напрямую зависит идентичность французского общества.

Выступая перед журналистами на большой пресс-конференции в январе 2008 г. он назвал свой курс «политикой цивилизации»[531], обозначив разрыв с прежней политической практикой: «Недоверие французов к политике, угрожающее подорвать нашу демократию, происходит из ощущения бессилия политики. Потому что она никогда не затрагивала реальных причин проблем, пытаясь справиться с их последствиями половинчатыми мерами /…/. После десятилетий неудачных реформ после десятилетий господства столь удобного единомыслия, в котором было бы так удобно пребывать и дальше[532], десятилетий стагнации массовой безработицы, замораживания зарплат, обесценивания труда дефицита и роста долгов, когда нарушились общественные связи и сломались механизмы социального восхождения, срочные меры необходимы везде. Это проблемы, стоящие перед нашей цивилизацией, и для их решения нужно что-то большее, чем некоторые управленческие меры или дополнительные кредиты».

В том же духе был проведён закон о запрещении во Франции паранджи и ужесточены меры контроля над нелегальной иммиграцией. «Если мы не возьмём под контроль иммиграционный поток, мы приведём нашу систему интеграции к полному провалу», — заявил Н. Саркози, выступая перед французами в связи с формированием нового правительства Ф. Фийона в ноябре 2010 г.[533]

Меры, предложенные Саркози, обозначили устойчивый тренд иммиграционной и интеграционной политики Франции на годы вперёд. Они встретили поддержку крайне правого электората, но вместе с тем легализовали праворадикальные идеи, разрушая стену их неприятия в консервативном слое республиканцев. В то же время, понизив общественную толерантность, они не улучшили условия интеграции иммигрантов, т. е. не решили проблемы. Исламский радикализм стал одним из главным вызовов внутренней безопасности Франции, разразившийся в 2012 г. кризис мигрантов привёл к новому росту незаконной иммиграции.

КРИЗИС — ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ ДЕМОКРАТИИ

В политической жизни, в отличие от театра, результат выборов — апогей и разрешение интриги — не означает конца спектакля. Избиратели, составлявшие публику интерактивного спектакля, и отдавшие свои голоса победителю, ждут компенсации. Но медиатизация не превращает зрителей в участников. Только требуют они уже не просто нового появления «Бога из машины», а результатов его вмешательства. Беспрецедентно быстрое и резкое падение популярности президента Саркози, начавшееся в первый же год его правления (к зиме 2007–2008 гг.) — было следствием чрезмерных и безответственных ожиданий. Между избирателем-потребителем и избирателем-гражданином есть существенная разница. По определению, либеральная демократия предусматривает политическое участие экономически и социально ответственного гражданина, — не зрителя и не просителя. Упадок Римской республики начался с того, что армия наёмников заменила армию граждан, и статус гражданина перестал ассоциироваться с обязанностью защищать интересы республики, а главным выражением воли её граждан стало требование «хлеба и зрелищ!».

В современной Франции общественное иждивенчество нарастает в то время как убывают преимущества от экономического и политического первенства, поскольку финансовой кризис и стремительный рост цен на сырьё и энергоносители затронули общие показатели экономического роста в ЕС и во Франции, сместив центр быстрого экономического развития в Азиатско-Тихоокеанский регион. Реальное уменьшение бедности не снижает болезненного восприятия социального разрыва и ощущение упадка у средних слоёв, тем более, что бедность — понятие относительное, поскольку бедными считаются те, чьи доходы на 60 % ниже, чем в среднем по стране. Согласно докладу Совета стратегического анализа (CAS), в 1970 во Франции к категории неимущих относились 19 %, а 2005 — 12 %. Социальный минимум (пособие назначенное тем, кто не имеет ни стажа работы, ни иных доходов) выплачивался 5 млн. французов[534].

Ситуация усугубилась вследствие мирового финансового кризиса болезненно отозвавшегося во всей зоне евро. За год до предстоящих президентских выборов, весной 2011 г., только 21 % французов хотел бы видеть во главе государства Н. Саркози, и это был самый низкий рейтинг действующего президента[535]. На кантональных выборах 20 марта 2011 г его партия Союз за народное движение получила 17 % голосов, отстав на 8 пунктов от главной силы оппозиции — ФСП. Вплотную за правящей партией шёл Национальный фронт с 15 % голосов, и ничтожность этого разрыва — показатель роста протестных настроений в правом лагере.

Большую роль в том, что итог правления Саркози был скорее негативным, сыграли внешние обстоятельства. Экономические проблемы страны с осени 2008 г. были умножены мировым финансовым кризисом. Не случайно, одним из первых проявлений его стал именно кризис неплатежей по ипотечным кредитам — следствие не только банковских злоупотреблений, но и роста безответственного потребления семей. Не политика Н. Саркози привела к кризису, но вездесущему «гиперпрезиденту»[536], ставшему воплощением власти, предстояло нести за него ответственность.

До сих пор не найден рецепт приемлемого выхода из этого кризиса, который бы гарантировал одновременно сохранение высокого уровня потребления и невысокие требования к социальной и экономической ответственности личности. Это парадоксальным образом определяет дальнейшее развитие тенденции к «видеократии». С одной стороны, дефицит внятных идей по преодолению этого противоречия обостряет потребность в «Боге из машины», который как по волшебству, со всеми имеющимися вводными, разрубит узел проблем благодаря исключительным личным качествам. Естественно, пропаганда такой личности — дело СМИ — активного агента рынка, в том числе электорального, что обуславливает актуальность визуализации власти. С другой стороны, кризис снизил порог толерантности и обострил ощущение социального неблагополучия, повысив требования к реальным, а не рекламным политическим достижениям.

Быстрое разочарование французов в собственном выборе свидетельствует о том, что избирательной кампанией политическая жизнь не исчерпывается и что видеократия не способна поглотить политическую деятельность, как не способен консенсус в политическом классе снизить социальное напряжение в обществе. Приближение очередных президентских выборов 2012 г. в обстановке экономического кризиса явилось очередным «моментом истины». Избирательная кампания с самого начала была отмечена взлётом популярности Марин Ле Пен — наследницы основателя Национального Фронта и главного соперника Ж. Ширака на выборах 2002 г., однако победу на них одержал политический и личностный антипод Н. Саркози, кандидат левых сил социалист Ф. Олланд, противопоставивший гиперактивному и яркому Н. Саркози неяркий образ президента, типичного представителя «средних французов». Главную роль в победе Олланда, безусловно сыграло массовое социальное отчаянье, связанное с кризисом, наступление которого ассоциировалось