История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

от личных интересов государя, но и сами оставили эти порядки у себя. Мало того, они допустили употребление в договоре титула «государь всея Руси», и при том, сделавши всякие уступки требованиям москвичей, за брачный союз Александра с дочерью Ивана Васильевича, поторопились еще дать обещание о Греческом законе. Это обещание развилось в заключение в главное отношение и в право вмешательства москвичей во внутренние дела Польско-Литовского государства, как покровителей лиц, принадлежащих к Восточной греко-российской церкви. В этом отношении Литовское правительство при Александре, желая устроить свои отношения к Москве, как они были при Витовте, напротив, дало возможность разрушить то, что с таким успехом подвигали вперед Ольгерд и Витовт своим стремлением иметь для литовско-русского великокняжения самостоятельную церковную иерархию, не зависящую от митрополитов, живших в Москве. Это новое право Московского правительства явилось от того, что оно поспешило воспользоваться обещанием литовцев о Греческом законе и развить его в действительное обязательство; последнему способствовало то, что литовцы, давши собственно право следить за чистотой православия одной Елены Ивановны, своими поступками и неосмотрительностью, вроде того, что они постоянно оправдывались, что в Литве православных не нудят к Римскому закону, так сказать, показали москвичам, что они признают действительно, во всей целости, за ними право защитников православия.

С мгновения утверждения этого договора Александром цель действия всякого истинно Русского правительства определилась на всю будущую историю так, что оно должно действовать, если не желает рисковать собственным своим существованием, во-первых, только в интересах государственных, во-вторых, что московский государь есть в то же время государь всея Руси, и в-третьих, что государь всея Руси имеет право и обязан защищать православных. Но так как самый договор 1494 года, 5 февраля, не давал еще права толковать с литовцами о людях Греческого закона, то все за тот же брак, тотчас после первого договора, Московское правительство вытребовало от Литовского обязательство и на это.

Здесь может возникнуть вопрос: неужели Литовское правительство, ни минуты не подумавши, решилось так дорого купить жену для своего государя? Мы видели и увидим ниже, что, напротив, литовцы над этим очень много думали, но в конечном итоге пришли к убеждению, что можно поступать так, как они поступали, и выказали этим убеждением презрение ко всему, носящему русское имя, презрение, какое может чувствовать только поляк, и в особенности ополячившийся: они делали за брак уступки в надежде, не только сделать их впоследствии недействительными, но даже были убеждены, как увидим ниже, что все захваченные земли будут безвозмездно им возвращены, и даже будет сделано что-то более того. Но в этом убеждении ополячившиеся люди ошиблись, для того чтобы почувствовать к русским людям еще больше презрение, и после этого поступать с ними еще более неосмотрительно, чтобы, в заключение, еще больше ошибиться.

II

Как только Иван Васильевич поцеловал крест на договоре, то велел послам выступить в другую горницу, и выслал к ним князя Патрикеева с боярами. Бояре говорили послам о том, чтобы великий князь Александр дал утвержденную грамоту о держании Еленой Ивановной Греческого закона, и при этом велели прочесть пред послами образец такой грамоты; она была следующего содержания: «Мы, Александр (титул), дали есмы этот лист брату моему и тестю, Иоанну, государю всея Руси (титул), на то, что за меня дал свою дочерь, Елену, и нам его дочери не нудить к Римскому закону, держать ей свой Греческий закон». Выслушав грамоту, послы сказали: «Такую грамоту наш государь даст за своей печатью». Список с этой грамоты они взяли себе. В Воскресенье на Масляное заговенье был послам официальный обед у великого князя; здесь их дарили, «сватовства деля», от великого князя, великой княгини и невесты. После пира послов угощали (поили) на их подворье; а на другой день великий князь послал к ним против их поминок, «да что и свыше надавал». 11 февраля послам был дан отпуск, а 12 они поехали в Литву.

9 марта отправилось из Москвы в Литву посольство, с громадным поездом; оно ехало, как для присутствия, при целовании креста Александром на договоре о мире, так и по случаю сватовства. Послы должны были говорить от Ивана Васильевича Александру124: «Мы, с Божией волей, даем свою дочь за тебя, и обручали ее с тобой твоими послами. Мы здесь твоим послам велели говорить о Греческом законе, и послы сказали, что держать нашей дочери Греческой закон, и от тебя ей в том неволи не будет; да послы взяли и список, какую тебе дать грамоту о Греческом законе за своей печатью, и ты бы дал ее нам». Московским послам было наказано говорить накрепко, чтобы великий князь Александр дал такую грамоту слово в слово по списку, а если великий князь крепко не захочет давать грамоты, то об ней не стоять, а утвердить его речьми, чтобы крепкое слово молвил, что неволи в Вере Елене Ивановне не будет. А начнут боярам говорить о сроке, когда по княжну приезжать, то назначать срок не ранее Петрова (29 июня), или Ильина (20 июля), дни, а если захотят позднее, то на их воле».

По дороге в Литву везде бояр встречали с почетом и угощали; еще больший почет был им оказан в Вильне. Когда бояре проговорили речи о сватовстве, то им, без всяких разговоров, подали грамоту о Греческом законе. Но прочитав грамоту, бояре отказались ее принять, по тому случаю, что в ней была приставлена строчка против московского списка: «а коли похочет своей волей приступить к нашему Римскому закону, ино ей в том воля». О крепком слове, которым можно было ограничиться, они уже не упоминали. На отпуске этих послов великий князь Александр, отступив немного от своего места, давал руку боярам и говорил: «Мы брату и тестю нашему дякуем за то, что он хочет с нами жить в кровном связанье и вечной приязни». После же его слов бывший послом о мире и сватовстве пан Петр Янович, воевода Троцкий, говорил: «Наш государь, по желанию вашего, давал вам лист о Греческом законе, и вы его не хотели взять, и поэтому наш государь пошлет до вашего своих послов об этом деле и о других» 125. С этим отказом бояре (30 апреля) поехали в Москву. Их провожали по-прежнему, но после этого посольства пересылка о сватовстве на время прекратилась и обещанное посольство не являлось с лишком три месяца. Из Москвы не заговаривали об этом деле, и пересылки между правительствами шли о делах служебных князей 126. Наконец, 13 августа приехал