Танкисты. Книга вторая - Коллектив авторов

взаимодействии с пехотой в основном применялись танковые десанты. Отделение солдат из 10–12 человек делилось пополам и занимало свои места на броне. Старшему мы протягивали из танка микрофон, по которому он сообщал, что видит впереди, слева, справа. У танка же обзорность ограничена, поэтому пехотинцы были нашими штурманами. Но когда начинался бой и по нам начинали стрелять, их как языком слизывало, спрыгивали прямо на ходу.

Артиллеристы нам помогали перед боем, проводя артподготовку. Но по длительности они обычно не превышали 15–20 минут, особенно когда стали массово применять «катюши».

– Большие потери несли от действий немецкой авиации?

– Нет. Под конец войны немецкая авиация не очень-то нам и докучала. Если и появлялся вражеский самолёт, то его либо зенитчики, либо истребители уничтожали. Бывало, что и мы стреляли из танковых пулемётов по самолётам. Я помню, в нашем полку один парень даже смог подбить немца, пролетавшего на бреющем полёте.

Сержант танковых войск Головачёв В. Н.

Но налёты всё же случались, и как раз во время одного из них меня тяжело контузило. Однажды налетели немецкие самолеты и стали бомбить наши танки. Мы покинули машины и стали отбегать подальше, как вдруг меня сшибло с ног взрывной волной и со страшной силой ударило о броню. От сильного удара у меня лопнула затылочная кость, в результате чего я около месяца пролежал в госпитале. Но вмятина на черепе у меня осталась на всю жизнь и до сих пор хорошо нащупывается.

А в Польше мне однажды довелось попасть под огонь нашей авиации. Мы уже успели захватить какой-то городок, а наши лётчики думали, что там ещё находятся немцы, начали бомбить. Тут же стали пускать ракеты, чтобы их остановить. Хорошо еще, что никто не пострадал тогда.

– А вам самому не приходилось стрелять по своим?

– Я припоминаю один такой случай. Ночью мы окружали немцев в городе, обходили их с двух сторон. Но сообщения о том, что к нам навстречу идут наши танки, мы не получали. Выпустили несколько снарядов и только потом разглядели, что это наши. К счастью, и в этот раз обошлось без жертв.

– Насколько большие потери несли танкисты?

– В основном мы несли потери от артиллерии. Если снаряд попадал в моторную часть, то танк, конечно, загорался. А если внутри ещё оставались снаряды, это вообще опасно. Правда, бывали случаи, когда снаряды не взрывались. Вот под Берлином нам прямо в лоб влетел снаряд и не разорвался. Так с ним и ездили. Например, в «Шермане» боекомплект – 86 снарядов. Часть находилась в башне, часть внизу. Если детонировал один, то, конечно, взрывались и остальные.

И большие потери, особенно в городах, несли также от фаустпатронов. Вот, например, в Берлине по нам стреляли пятнадцатилетние юнцы, которых мы называли смертниками. Так наши артиллеристы что делали? Затаскивали свои небольшие пушки прямо на этажи и уже оттуда выкуривали их. Стоило кому-то сделать всего один выстрел, как по этому месту сразу открывался ураганный огонь. Но именно от фаустпатрона погиб мой радист Алексей Пиман. Фаустники использовали такую тактику – если идёт колонна, то сначала подбивают переднюю машину, потом заднюю, а после стреляют по остановившимся танкам. Мы как раз проезжали через лесок, наша машина шла последней, и вдруг выстрел. Снаряд попал в башню и пробил радисту голову. И когда на меня стала капать кровь, я вначале и не понял даже, что это. Незадолго до этого в одном селении мы взяли несколько банок клубничного варенья, которое я очень любил, и возили его в башне, и я подумал, что это разбилась банка. А тем временем Алексей уже доходил, бился в агонии. Пока остановились, пока вытащили, а он уже готов…

– Какие методы защиты против фаустников применялись на фронте?

– Фаустпатроны наносили нашим танкам ощутимый урон, но и сами фаустники несли большие потери. Ведь произвести прицельный выстрел из такого оружия можно только с расстояния 50 метров и при хорошей обзорности. Особенно хорошо нам удавалось замечать таких стрелков ночью: при выстреле из трубы вылетает сноп искр, на который сразу же реагирует пулемётчик. Иногда мы по ним даже не стреляли, а ловили живьём, в основном подростков и стариков. Начиная с Польши вдоль шоссейных дорог, через определённое количество километров стояли деревянные домики для обслуживающего персонала трассы. Красивые такие дома, с мансардами. И в них отходившие немцы практически всегда оставляли фаустников. Мы не испытывали судьбу и заранее знали, что там находится враг. Поэтому, едва завидев такой домишко, стреляли по нему несколькими снарядами, предупреждая возможную опасность.

– Во время боя вы закрывали люки в танке?

– Обязательно. Конечно, мы сразу становились наполовину «слепыми», но зато защищали себя от пуль и осколков.

– С какого расстояния приходилось вести огонь и какая при этом была точность попаданий?

– Если стреляли с малого расстояния, то вероятность поражения цели была почти стопроцентной. А вот если стрелять издалека, скажем, с дистанции 1000 метров, то необходимо было рассчитать траекторию, учесть отклонения на ветер и многое другое. Так что тут попадания примерно 50 на 50 приходились. Для точности мы применяли спичечные коробки. Длина коробка – 5 сантиметров. Завидев цель, мы на глаз прикладывали к ней коробок. Если он закрывал объект полностью, мы знали – расстояние примерно 1,5 км.

– Огонь вели с ходу или только с остановок?

– Стабилизатор «Шермана» позволял вести огонь с ходу, что было невозможно на танках нашего производства.

– Приходилось ли вести огонь с закрытых позиций?

– Бывало, но нечасто. Это немцы применяли свою технику для стрельбы с закрытых позиций из-за проблем с горючим. На Одере они даже создали из танков целые ряды неподвижных огневых точек, на 50 километров в глубину. Там я видел, как делались фальшивые переправы, наводились мосты и строились макеты танков. Мы же в это время переправились в совершенно другом месте. Тогда же наш командующий фронтом Жуков применил прожекторы при форсировании.

– Как вы считаете, это был эффективный прием?

– Безусловно. Ни один человек не выдержит такого мощного светового луча, да ещё и в такой концентрации. Я успел принять участие в этих боях, только вернувшись из госпиталя. После ранения я находился на лечении, а на моё место назначили другого водителя, пожилого. Во время переправы в наш танк попал снаряд и, разворотив башню, убил водителя. Нам выдали другой танк, в котором вместо настоящей пушки установили муляж из дерева… Поэтому нам приходилось двигаться в хвосте, ведь мы не могли вести бой. Но зато в это