«Языком Истины свободной…» - Арам Айкович Асоян

был заказан самим Пушкиным якобы Jules Vernet и подарен другу и соседу Михайловского П. А. Осиповой. Портрет Jules Vernet, скорее всего, на самом деле принадлежит Jean Vivien, точнее, художнику Ивану Осиповичу, жившему в Москве с 1820 по 1840 г. Следовательно, портрет необходимо отнести к той эпохе, когда Тропинин писал Пушкина, а именно, к 1826 г., как уточнил дату появления портрета еще в начале XX века В. Я. Адарюков[557].

Поэт смотрит с этого портрета вполне возмужалым, хотя в эту пору ему шел всего 21-й год. У него густые сильно курчавые волосы и спускавшиеся до подбородка баки, открытый выпуклый лоб, слабо выраженные брови и живые, прямо смотрящие на зрителя глаза. Африканские черты в этом портрете совершенно очевидны, они выступают в волосах и губах, сравнительно широком рте и толстоватом носе… Общее выражение лица – живое, бодрое, слегка улыбающееся или саркастическое. Портрет этот нравился И. И. Крамскому, который находил, впрочем, что «вообще портреты Пушкина никуда не годятся»[558], с чем едва ли можно согласиться… Вспомним, например, о самых лучших портретах. Один из них написан в Москве В. А. Тропининым, другой – в Петербурге О. А. Кипренским. С первым портретом связана многовариантная молва. Он был заказан другом Пушкина С. А. Соболевским, но заказчик, не дождавшись исполнения портрета, вынужден был уехать за границу и готовый портрет пропал на полвека. В результате на петербургской пушкинской выставке 1899 г. оказались два портрета, принадлежащие якобы кисти Тропинина. Один из них принадлежал г-же М. В. Беэр, урожденной Елагиной, другой принадлежал известному собирателю картин кн. М. А. Оболенскому. На первых порах честь подлинника была приписана М. В. Беэр, но более внимательная экспертиза отдала предпочтение собирателю картин. На портрете, принадлежащем Оболенскому, Пушкин представлен, согласно желанию Соболевского, «таким, как он бывал чаще, неприглаженным и неприпомаженным», – в халате (синего цвета), ночной рубашке, с шеей, обвязанной черным платком. На правой руке виден большой палец с громадным ногтем и перстнем-талисманом, полученным Пушкиным от кн. Е. К. Воронцовой. Лицо Пушкина на этом портрете более одухотворено, более живо, чем на портрете, владелицей которого была г-жа Беэр.

Портрет Тропинина признавался современниками Пушкина весьма удачным. Н. И. Полевой писал в своем журнале (Московский телеграф, 1927 г.): «Сходство портрета с подлинником поразительно, хотя нам кажется, что художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого выражения лица поэта»[559].

С этим портретом связана любопытная подробность. Тропинин, словно предчувствуя прихотливую судьбу портрета, по словам некоего Н. Ш., «неестественно передал золото на знаменитом кольце Пушкина. Этой-то подписи или анаграммы художника и не заметил копировщик»[560].

Известный портрет Кипренского был написан в Петербурге по заказу лицейского друга Пушкина А. А. Дельвига. В отличие от Тропинина Кипренскому была свойственна заметная толика манерности. Пушкин представлен со сложенными на груди руками, с небрежно закинутым на правое плечо плащом, влево и сзади от него видна на пьедестале муза с лирой в руках. Лицо спокойное, задумчивое, полное достоинства, но в глазах нет живости и огня. Ф. В. Булгарин в газете «Северная пчела» благодарил художника «от имени всей образованной публики» за сохранение для потомства «драгоценных черт любимца муз». «Не распространяясь на исчисление красот сего произведения г. Кипренского, – писал издатель газеты, – мы скажем только, что это живой Пушкин»[561]. Н. В. Кукольник, напротив, порицал Кипренского за драпировки, манерность позы и за отсутствие пушкинской простоты: «… оборот тела и глаз не свойствен Пушкину, драпировка умышленна, пушкинской простоты не видно»[562].

Позднейший исследователь отмечает еще одну нежелательную особенность, связанную с портретом Кипренского. «Для читателей XIX века, – пишет он, – Пушкин застыл в образе, написанном Кипренским. Этот облик был хронологически растянут от лицейского периода до смерти (гравюра Т. Райта считалась сделанной с зарисовки 1837 г.). Этот облик не допускал во мнении никакой возрастной эволюции <…> У Пушкина была отнята молодость»[563].

Тем не менее с этого портрета была сделана гравюра известного профессора Н. И. Уткина, которая печаталась в приложении к альманаху «Северные цветы на 1828 год, ко второму изданию “Руслана и Людмилы”» и к альманаху «Подснежник» 1829 г. При внимательном сопоставлении портрета и гравюры тот же Анучин отмечал ряд отступлений гравера от оригинала: на гравюре не показано рук, есть отличия в изображении костюма, но самые существенные различия касаются физического облика: лицо представлено более удлиненным, скулы очерчены более выразительно, в глазах больше чувства, нос чуть прямее, но его спинка шире; загнутые ноздри обозначены смелее, челюсти и губы гравируются явственнее. Все это привлекает особое внимание, так как Уткин работал при жизни поэта и видел его лично. Его гравюра казалась современникам наиболее схожей с моделью из всех предыдущих портретов Пушкина. Это мнение разделял С. Л. Пушкин, многие лицейские товарищи Пушкина, а Кукольник был убежден, что Уткину удалось вернее Кипренского передать выражение глаз поэта[564].

Работа Уткина вызвала множество подражаний, и это обернулось неприятностями для художника, потому что подражания в литографии и гравюре вводили в уткинскую версию немало самовольных элементов.

В 1828 г. известный портретист начала XIX века, тот самый, который вдохновил Пушкина своим портретом Барклая де Толли написать стихотворение «Полководец», рисовал (неизвестно, окончил ли он начатую работу) портрет Пушкина. Этот портрет неизвестен, но есть указание на то, что он существовал, в стихотворении Пушкина “То Dove Esq-r”, созданном 9 мая 1828 г. на пароходе, когда Пушкин провожал до Кронштадта своего одного знакомого, ехавшего за границу. Помимо всего, это стихотвторение интересно чертами авторской иконографии:

Зачем твой дивный карандаш

Рисует мой арабский профиль?

Хоть ты векам его предашь,

Его освищет Мефистофель.

Рисуй Олениной черты.

В жару сердечных вдохновений

Лишь юности и красоты

Поклонником быть должен гений (III, 101).

В 1830 г. (по другим источникам – в 1836 г.) был создан акварелью портрет основателя акварельной живописи в России П. О. Соколова. Фотограф С. Л. Левицкий, видевший лично поэта полвека назад, находил этот портрет «единственно настоящим», но С. Л. Пушкин много раньше придерживался прямо противоположного мнения, полагая, что в нем «много отступлений от верности и сходства»[565].

Лицо поэта направлено в правую сторону, оно глубоко задумчивое и даже грустное; на нем нет сени быстрого ума, какой мы замечаем на портретах Тропинина и Кипренского, нет той «улыбки насмешливой и вместе приятной», о которой писал в своем «Словаре знаменитых россиян» (1847 г.) Д. Н. Бантыш-Каменский. Вот как он описывал облик поэта: