Философская топология русской культуры - Сергей Александрович Азаренко

заданы историческими и социальными условиями, отсекающими создание непредсказуемого нового. Теория практики выдвигает тезис, во-первых, о том, что объекты знания не пассивно отражаются, а конструируются, и, во-вторых, принципы такого конструирования являются системой структурированных и структурирующих предрасположенностей или габитусом, который строится в практике и всегда ориентирован на практические функции. Среда, ассоциируемая с определенным классом условий существования, производит габитусы, т. е. системы прочих приобретенных предрасположенностей, выступающих в качестве принципов, они порождают и организуют практики и представления, которые объективно приспособлены не для достижения определенных результатов, но не предполагающие сознательной нацеленности на эти результаты. Развивая лейбницевскую логику взаимного влияния событий, Бурдьё под габитусом понимает такой имманентный закон, он является предпосылкой не только для координации практик, но также для практик координации. Поправки и регулирования, которые сознательно вносят сами агенты, предполагают владение общим кодом.

Попытки мобилизации коллектива, согласно теории практики, не могут увенчаться успехом без минимального совпадения между габитусом мобилизующих агентов (пророков, лидеров и т. д.) и предрасположенностями тех, кто узнает себя в их практиках или речах, и, помимо всего того, без группообразования, возникающего в результате спонтанного соответствия предрасположенностей. Необходимо принимать во внимание объективное соответствие, устанавливаемое между предрасположенностями, которые координируются объективно, поскольку упорядочиваются более или менее идентичными объективными необходимостями. Для определения отношения между групповым габитусом и индивидуальным габитусом (который неотделим от индивидуального организма и социально определен и признан им легальный статус и т. д.), Бурдьё предлагает считать групповым габитусом (который есть индивидуальный габитус постольку, поскольку он выражает или отражает класс или группу) субъективную, но не индивидуальную систему интернализированных структур, общих схем восприятия, концепций и действий, которые являются предпосылками всякой объективации и осознания, а объективная координация практик и общее мировоззрение могли бы быть основаны на абсолютной безличности и взаимозаменяемости единичных практик и убеждений.

Отличия между индивидуальными габитусами заключаются в своеобразии их социальных траекторий, которым соответствуют серии взаимно несводимых друг к другу хронологически упорядоченных детерминант. Габитус, который в каждый момент времени структурирует новый опыт в соответствии со структурами, созданными прошлым опытом, модифицированным новым опытом в пределах, задаваемых их избирательной способностью, привносит уникальную интеграцию опыта, статистически общего для представителей одного класса (группы), а именно интеграцию, управляемую более ранним опытом. Ранний опыт несет особое значение, поскольку габитус имеет тенденцию к постоянству и защищен от изменений отбором новой информации, отрицанием информации, способной поставить под сомнение уже накопленную информацию, если таковая представляется случайно или по принуждению, но в особенности уклонением от такой информации.

Исходя из сказанного, можно заключить, что коммуникация и, шире, взаимодействие в русской культуре носит принципиально не линейный характер, а характер диаграммы. Диаграмму нужно отличать от диалога, ибо последний несет в себе следы фоноцентризма. Корень греческого слова «диаграмма» – «грамма» переводится обычно как «буква», но следует остановиться на другом значении слова – «оттиск», поскольку он сохраняет топологическое измерение отражаемого события. Понятие «диаграмма» призвано вскрыть действительное поле взаимодействия противоположных сторон коммуникации, когда происходит не просто информационный обмен одного сознания с другим, а общение одного человеческого тела с другим. А каждое тело – это определенная совокупность сил и способов действия, которые разворачиваются в условиях определенного пространства. Ввиду этого обстоятельства абсолютной полноты взаимодействия быть не может, оно возможно только в определенных точках, в точках возможного сцепления, образующих пучок кривых. Нижеследующая схема пояснит механизм взаимодействия.

На схеме пересечение А с В происходит в поле СDFЕ, которое представляет собой некое условное поле, поле идеального взаимодействия. Назовем его не просто диаграммой, а топограммой. Однако идеального совмещения быть не может, оно происходит только в констелляции каких-то точек и может варьироваться в зависимости от смещения позиций, экспозиций и диспозиций А и В. Русская традиция в этом взаимодействии способствует доброжелательному и гибкому диалогу. Однако не будем забывать о склонности русского человека впадать в крайности.

4.6. Базовые метафоры культурного воспроизводства

Обычно в метафоре видят инструмент, присущий более поэзии или риторике, нежели обыденному языку. Кроме того, метафору, как правило, рассматривают в качестве языковой данности, а не данности мышления или действия. Между тем метафора пронизывает всю повседневную жизнь, обнаруживая себя как в языке, так и в человеческих взаимодействиях. Наши повседневные схемы, на языке которых мы мыслим и действуем, по сути своей метафоричны. Метафоры структурируют то, что мы воспринимаем, то, как действуем в этом мире, и то, как относимся к другим людям. Метафору можно истолковывать как понимание и переживание сущности одного вида в терминах сущности другого вида. Многие виды человеческих взаимодействий по своей сути метафоричны. Метафоричные понятия, характеризующие эти виды взаимодействия, определяют структуру реальности. Новые метафоры обладают способностью творить новую реальность. Новая метафора, становящаяся частью понятийной системы, служащей основанием человеческой деятельности, изменяет эту систему, а также порождаемые ею представления и действия. Значительное число изменений в культуре возникает как следствие усвоения новых метафорических понятий и утраты старых. Так, можно наблюдать определенное западное влияние на мировые культуры внесением в них метафоры Время—деньги.

Мысль о том, что метафоры могут творить реальность, противостоит традиционному воззрению на метафору, согласно которому она рассматривается в качестве лингвистической конструкции, а не средства структурирования понятийной системы и видов повседневной деятельности. Вполне понятно, что одни лишь слова не меняют реальности. Но изменения в понятийной системе затрагивают то, замечают Дж. Лакофф и М. Джонсон, что для человека реально, и влияют на представления о мире и поступки, совершаемые в соответствии с ними[144]. То, что метафора является лишь принадлежностью языка, пришло из представления об «объективной» реальности, независимой от конституирования и концептуализирования ее человеком. Конституирование реальности разнится от культуры к культуре, поскольку каждая из них вырабатывает свои способы организации жизненной среды. При этом каждая культура устанавливает рамки социальной реальности, в которой люди получают роли, имеющие для них смысл и позволяющие им функционировать социально. Поскольку значительная часть социальной реальности представлена в метафорических терминах, а также представление о телесном мире по большей части метафорично, то, следовательно, метафора играет существенную роль в установлении того, что является для человека реальностью.

В данном параграфе мы обратимся к базовым метафорам европейской культуры (Спор – это война, Труд – это ресурс, Время – это ресурс) и сопоставим их с базовыми метафорами русской культуры (Любовь – это труд, Труд – это добро, Время – мудрость жизни). Метафоры, связанные с Трудом и Временем, являются фундаментальными практически для всех культур, тогда как метафора, связанная со Спором, например, в нашей культуре не является ключевой – ввиду первичности