Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова - Олег Владимирович Демидов

потом было обсуждение, пытался убивать Бродского совсем по-советски, что было весьма неожиданно. Ну, и я Губанова заткнул по-мильтонски. Лианозовцы тоже Иосифа не любили – это ещё очень мягко сказано – за то, что он другая эстетика, но столкновений не бывало».

Людмила Сергеева нам объясняла, почему так могло произойти – почему смогисты набросились на Бродского[401]:

«Это другое поколение. Когда Андрей в 1966 году устраивал творческий вечер Бродского, там были смогисты. Но они, можно сказать, просто “затоптали” Иосифа. Его поэзия им не подходила. Разница в десять лет, если не больше; это довольно существенно. Мы с ними никак не контактировали. Не было даже общих близких знакомых. Понимаете, вся компания Сергеева, точнее многие из этой способной поэтической поросли родились в 1933 году. Это другое поколение. Между нами лежала война».

Виктор Голышев тоже был на том вечере. Ему запомнилось случившееся чуть иначе: «…один из “смогов” начал говорить, что, мол, мы это слышали, это вроде Ахматовой. Андрей Сергеев[402]<…> очень авторитетно его обрезал. Помню, меня тронула эта лояльность, но подумал: суров. Он очень любил Бродского и был верным человеком»[403][404].

Владимир Бережков, когда мы ему рассказали о воспоминаниях Андрея и Людмилы Сергеевых, очень удивился: «Нет… это ерунда полная. С Бродским встречались, действительно. Была пьянка такая! Я, честно говоря, не очень хорошо помню. На какой-то квартире – большой и с пианино. Всё было… нормально! Но сорвать вечер Бродского?.. Я бы это знал. Во всяком случае я этого не знаю. И Бродский читал свои стихи, и смогисты».

Где же случилась пьянка?

Дело в том, что есть два «Дома с аптекой».

О первом упоминал сам Бродский[405]:

«…в Москве у меня действительно несколько чрезвычайно дорогих для меня мест. Это Тишинка, на которой я прожил довольно много, потому у меня там живёт человек, которого я очень люблю, Мика Голышев. На Тишинской площади, как раз напротив рынка, напротив стоянки такси. В доме с аптекой, да. Над аптекой он и жил. В этом доме произошли всякие для меня, так скажем, кардинальные события».

Можно ли назвать кардинальным событием встречу с Вероникой Шильц? Очень вероятно. Но почему тогда поэт его чётко не атрибутировал? Да и если смогисты наведывались к Голышеву, почему тот не оставил никаких воспоминаний?

Второй «Дом с аптекой», в котором находилась большая квартира с пианино, – это дом на Малой Басманной, а квартиру там снимали актёр Лев Прыгунов и поэт Леонид Виноградов[406].

Обратимся к актёрским мемуарам[407]:

«…в декабре мы с Виноградовым, наконец, въехали в нашу чудесную комнату (35 кв. м!) на Новой Басманной улице – на первом этаже, с двумя большими окнами, высокими потолками, пальмой, пианино и с тремя внушительными спальными местами <…> Самым ценным преимуществом был первый этаж – по ночам даже в лютые морозы гости “ходили” к нам через окна! Подводили нас только Сева Абдулов[408], который тут же садился за пианино и начинал “лабать” буги-вуги, и мамка Тамара с Геной Яловичем[409], любившие беседовать с соседями, сдабривая свою речь, как им казалось, невинным матом».

Неудивительно, что комнату в 35 квадратных метров многие воспринимали как отдельную квартиру. Прыгунов уверяет, что именно здесь Бродский познакомился с Вероникой Шильц, но не в 1966 году, а в 1967-м. Тогда, правда, никаких выступлений не было.

Прыгунов, собственно, описывал всё действо так[410]:

«Когда Вероника Шильц узнала, что у меня на дне рождения будет Бродский, она сказала, что полностью накроет стол из “Берёзки”, только чтобы я её пригласил, и я, конечно, обрадовался такому предложению, хотя видит бог, что я бы пригласил её безо всякой “Берёзки”. Кристин с Вероникой завалили нас виски и лучшей водкой, икрой и крабами, всякими сладостями и заморскими фруктами. Были, естественно, все “мои” – Ерёмин[411], Виноградов, Иосиф, был Миша Кулаков[412], с которым мы в Москве очень подружились, Богословский[413] со Шнейдерманом[414]принесли ящик настоящего чешского пива, был Виктор Горохов[415], Гена Ялович, Сева Абдулов, и всё время подваливали какие-то делегации девиц и парней, и всё несли чудовищное количество выпивки».

Одной из таких делегаций, видимо, могли быть смогисты. По крайней мере, несмотря на то что показания свидетелей разнятся, все в один голос утверждают, что действие разворачивалось в «доме с аптекой». То ли у Голышева после одного из поэтических вечеров в 1966 году, то ли у Прыгунова на дне рождения в 1967 году. А может – и тогда, и тогда?

Ясность помог внести Кублановский[416]:

«В “доме с аптекой” мы были летом 1966 года, это правда. Чья эта квартира, не знаю, помню пожилую даму. Мы так дымили, что она из другой комнаты вскрикнула: “Иосиф, у вас там пожар?” Аптека, как это ни удивительно, сохранилась и по сегодня. С Вероникой Шильц Бродский дружил до самой своей женитьбы и останавливался у неё в Париже. На старости лет она пришла к православию. С Прыгуновым я знаком только телефонно».

Ещё один эпизод припоминает Алейников[417]:

«В конце шестидесятых годов – увы, прошлого века! – Генрих Сапгир, в московской своей квартире, где бывала вся тогдашняя богема, читал свою книгу стихов “Элегии” приехавшему из Питера Иосифу Бродскому. Покуда чтение длилось, Бродский явно нервничал и весь как-то напрягался, словно человек, чего-то ещё не знающий и от этого мучающийся, и как можно скорее желающий узнать то, что для него важно. Когда Сапгир прочитал всю книгу, Бродский первым делом спросил его: «А как это записано?» Генрих показал ему самиздатовскую машинописную книгу. Стихи в ней были записаны – в строку, внешне напоминая – прозу. Между текстовыми сгустками – были пробелы. Бродский сразу же преобразился, оживился, повеселел: он понял, как это сделано».

Но тут не упоминается Губанов. Мы-то понимаем, что где Сапгир и Алейников, там по идее должен возникнуть и наш герой, однако данная встреча остаётся под вопросом.

Анатолий Найман

Губанов искал общения – отчасти со столь же гениальными поэтами, отчасти с ленинградской неподцензурной литературой. Поэтому, как только представился случай, он напросился в гости к Борису Ардову, у которого жил Анатолий Найман. Последний вспоминал:

«…Борис Ардов, мой добрый приятель, передал мне, что Губанов (может быть, он сказал: “смогисты, ну, знаете, Губанов”), с которым он в дружбе, хочет со мной познакомиться. Мы сошлись в комнатке у Ардова в Голиковском переулке. Всего