Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

хлопоча в ГУУЗе назначение в Чимкент. Как далеко отодвинули это время события истекшего года, как давно-давно, кажется, все это было... Все же мы попали в Алма-Ата, который в течение нескольких месяцев войны был для нас мечтой.

2–7. Ничего важного.

8. Большое событие: получил из Москвы от Евгения открытку. Он пишет, что «Бойцы-Невидимки» находятся в производстве и книга выйдет через месяц-полтора, т. е. примерно в октябре. Это известие меня чрезвычайно обрадовало и подбодрило: значит, книга дельная и нужная, раз она печатается в такой момент. Конец творческой депрессии! С новой силой берусь за работу. Решил обработать сборник рассказов «Огонь под пеплом» и отправить в Детиздат, а потом примусь за повесть «Русские в Берлине» — это будет продолжение «Чудесного шара».

Как приятно, что книга печатается и как жаль, что я не в Москве и не могу следить за ее постепенным возникновением...

9. Был у Гершфельда, который приехал из Куйбышева, примерно, на месяц. По его словам за Уралом настроение бодрое, гораздо лучше чем здесь, в Алма-Ата.

Ансамбль молдавской песни «Дойна» исполнял песни Гершфельда на мои слова «Красная Армия» и «Разведчик». «Красная Армия» пользуется большим успехом, слова ее очень актуальны в связи с учреждением орденов Суворова, Кутузова, Невского (но она написана до установления этих орденов).

Гершфельд просил меня написать еще несколько песен для ансамбля («Партизанка» и др.) Я дал согласие.

Поздно вечером работал над песней «Партизанка-Тоня». Плохо, что нет электричества (починка котлов с 6 по 22-IX. Порядочки тоже!).

10. Кончил песню «Партизанка-Тоня», снес Гершфельду. От нее он в «диком восторге», как всегда говорил Ефим. Намерен завтра же написать музыку. Говорит, что я замечательно понял, что ему нужно и вообще понимаю его с полуслова.

«Напишу на эти слова замечательную песню», заявил он мне.

Получил от Анат[олия] письмо после долгого перерыва. Он очень беспокоится о судьбе мамы и Лили, не знает, выехали ли они из Армавира. Я написал письма ему, Мише и Евгению.

Был у Шумилова, выяснял о месте преп[одавате]ля в Горном Институте, не узнал ничего определенного. Ходят слухи, что его (Шум[илова]) вызовут в Москву.

Получили письмо от Верочки Барсуковой о том, что она выезжает в Москву (ей прислала вызов Ал[ексан]дра Дмитр[иевна] — очевидно для ухода за ней). Теперь она, возможно, в Москве.

11. Написал часть песни — дополнение к двум куплетам, данным мноюе Гершфельдом; он уверяет, что эти куплеты написаны его братом. Назвал песню «Русь советская».

Был у Гершфельда, получил от него аванс 500 р[ублей] за песни. Обещает заплатить и за те, что написаны раньше — «Кр[асная] Армия» и «Разведчик».

12. Утром получил пенсию и отправился в Талгар за продуктами. Весь путь — 28 км. — пришлось проделать пешком с тяжелым рюкзаком за плечами (не меньше 30 ф[унтов]), т[ак] к[ак] ни одна машина не приняла. Это бы все ничего, но я себе натер на ступне левой ноги водяную мозоль (приличных размеров) и она не давала мне итти; вторую половину дороги я хромал и еле-еле доплелся к Ходосовым около 7 часов вечера (вышел в 11 утра).

Интересны дорожные встречи и приключения. От города шел с некоей Зоей, медсестрой из Илийского Здравотдела; она шла на талгарский спиртозавод за 10 л[итрами] спирта и несла за спиной большую стеклянную бутыль. На 12 км. есть колхозный ларек, где продаются яблоки и виноград. Решили подойти и купить на дорогу. У ларька Зоя опустила мешок на камень и сломала бутыль! С досады она разнесла ее в мелкие дребезги, бросив на кучу камней и после размышления — итти дальше или возвращаться в Или, все же решила итти дальше. Получила ли она спирт — не знаю. К нашей компании присоединились еще двое илийских рыбаков, шедших в Талг[арский] военкомат. Этой компании я от скуки рассказал сказку «Николай и Николка». Слушали с удовольствием, а когда сказку я кончил, один из рыбаков произнес следующую сентенцию:

— А когда Николка разбогател, его раскулачили и сослали на житье в Караганду!

В Талгаре я встретил б[ывшего] студента Минцветмета Чернова. Он рассказал мне, что это ему и Букрееву (моему бывшему ученику) удалось задержать Рогожина и Михайленко, сбежавших из Москвы с казенными деньгами и золотом. От него же я узнал, что Е. М. Дмитриев работает в Самарканде преп[одавате]лем Военно-Химической Академии (военженером 2-го ранга). Очень рад за него.

Ночевал у Ходосовых.

13 (воскр[есенье].) Приобрел у Ходосовых больше 8 кг. масла, так что труды мои не пропали даром. Подарил М[ихаилу] Ф[едоровичу] «Чудесный шар» и он очень наивно удивился, узнав, что книга напечатана тиражом 25 000 экз[емпляров].

От них пошел к Леле Молодовой, но оказалось, что она уже не живет в Талгаре, а переведена в Табаксовхоз; к счастью, я ее случайно застал, она приехала за вещами.

Двинулся в обратный путь в компании со старичком, разыскивавшими украденного ишака (странствуя по дорогам становишься в положение знаменитого доктора Матеуса). Предвидя, что никто не возьмет на машину за деньги, я оставил от промена полбутылки перцовки, показывая ее всем обгонявшим меня шоферам. На третьем км. от Талгара один шофер клюнул на эту приманку и довез меня и моего попутчика до города (с меня перцовку, с компаньона 30 р[ублей]); спустил он меня за один квартал от дома. Не знаю как добрел бы я до города с тяжелой своей ношей и больной ногой (М[ихаил] Ф[едорович] насыпал мне корзину яблок, не меньше 3 кг.).

В 1 час дня я уже был дома и привел Гал[юську] в восхищение количеством привезенного масла.

Остальной день отдыхал от дороги.

14. Заходил к Гершфельду, но не застал. Не ходят трамваи — замечательные порядки в столице Казахстана! Около семи км. исходил пешком, ноге стало значительно лучше. Был в ССП, получил карточки на спички и соль.

15. Утром был у меня харьк[овский] писатель Радугин Самуил Ноевич, с которым я за несколько дней до этого познакомился в ресторане. Просит помочь ему найти жилплощадь, т[ак] к[ак] он не может проводить вторую зиму в колхозе (жил он за 50 км. от Алма-Ата). Читали друг другу свои стихи. В 5 часов собирался поехать к Курочкину за ватой, но не ходили трамваи, вернулся.

16. Трамваи не ходили с утра, их все поставили на ремонт. Очень остроумно! Публика проклинает здешнее руководство и правильно. К вечеру, впрочем, их пустили, очевидно, кое-кому нагорело как следует. Все еще сидим без