Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

Купили на 60 р[ублей] клубники (4,6 кг.), пусть Гал[юська] и Адик хоть раз поедят вволю...

Радует развитие международных событий: соглашение с США, установление дипломатических отношений с Канадой. Англичане говорят о расширении масштабов воздушной войны Германия уже начинает испытывать на своей подлой шкуре, что такое бомбардировки городов.

14. Видел во сне Виву. Будто бы я пришел в какой-то институт заниматься и застал его там среди студентов за оформлением стенгазет и раскрашиванием географ[ических] карт. Я очень обрадовался, что его еще не отправили из Алма-Ата, целовал его руку, а он не давался.

«Скоро все-таки нас отправят», — сказал мне Вива, затем я проснулся.

Из нескольких статей «Бойцов» составил очерк для казах[ского] сектора «Воздушная навигация». Вышло 11 стр[аниц] на машинке.

15. Сегодня мой день рождения. Исполнился 51 год... Ну что ж? Мы еще повоюем!

«Пира» никакого не было, Галюська подарила мне маленькую горсточку изюма, которая еще оставалась у нас от килограмма, полученного в распределителе.

Получено первое письмо от Вивы, написанное из Джамбула. Поплакали мы с Г[алюськой], читая его. Едет он хорошо, устроился удобно. Выехали они в 2 часа ночи 12-го, т. е. через неск[олько] часов после того, как ушли на вокзал. Вагоны классные.

16. Был в Радио-Ком[итете], сдал «Возд[ушную] навигацию». Хлопотал по Вивиным делам, оформлял зачетную книжку; до конца это сделать не удалось, т[ак] к[ак] Вива увез институтский пропуск.

Вечером читал «Пет[ербургские] трущобы».

17. Был у Ильина, но неудачно, не застал его дома, разговаривал с женой. От нее узнал, что скоро сюда приедет Маршак.

Второе письмо от Вивы (от 13/VI — из Арыси) — все благополучно.

18. Опять видел Виву во сне; будто бы он пришел из Ин[ститу]та

— Ты уже пришел? — спросил я, как спрашивал обычно, а сам очень обрадовался.

— Ну да пришел, а что же тут особенного? — ответил Вива.

В руках у него был красиво переплетенный в коленкор дневник, будто бы выданный ему в Институте. Это меня тоже очень обрадовало, как доказательство того, что студентов не будут призывать... Что было дальше — не помню.

Днем нам сделали (мне и Г[алюське]) противотифозные прививки.

Вечером узнал, что приехал Гершфельд.

В половине второго ночи мы проснулись, я сел слушать «Посл[едние] известия». Прослушал информ[ационное] сообщение о заседании Верх[овного] Совета для ратификации англо-сов[етского] договора, речи Молотова, Жданова и Щербакова.

Спать лег в четвертом часу, в хорошем настроении.

19. Приехал товарищ Вивы Штурман, которого не приняли в школу по зрению. Он привез от Вивы два письма и кой-какие вещи. Оказывается, у них там д[олжно] б[ыть] все казенное, своего ничего. Вива прошел три комиссии (медиц[инскую] и мандатные), его зачислят курсантом-авиамехаником. Учиться год. Мы окончательно успокоились.

Вива просит выслать зачетную книжку, она она оформлена, только нет печати.

Я поехал в Ин[ститу]т, все устроил и сегодня же отправил ему книжку.

От прививки страшно разболелась голова, выпил порошок, к вечеру стало легче. Г[алюська] совсем расхворалась, очень болит спина; у меня спина немного болела, совсем прошла.

Был у Гершфельда, он рассказал мне какую-то путаную историю о том, что ему не открыли кредиты и т. д. Дело темное, в общем, а он, оказывается, совсем не серьезный человек.

— Вы будете иметь монтаж, когда заплатите деньги, — сказал я ему.

Водил, водил меня он в апреле с этим договором и все, оказывается, напрасно!

20–21. Ничегонеделание.

22. Годовщина войны! Год назад, в полдень ясного июньского дня, начавшегося, как и все остальные дни, из репродуктора прозвучал взволнованный голос Молотова.... и великая гроза началась!

Вначале были иллюзии... постепенно они рассеивались...16-го {X} дело дошло до такой безнадежности — это были минуты непростительной слабости... А затем начался перелом. Теперь мы полны надежды и веры в наше дело и знаем, что победа наступит скоро!

В течение почти года нам удавалось в целости сохранить семью, не разбросаться по разным концам обширной страны, но теперь Вивы уже с нами нет. Теперь мы уже не так грустим, знаем, что ему там будет хорошо. В конце концов это для Вивы даже необходимо, это его воспитает, даст ему дисциплину.

23. Об'явлены результаты первого года войны. Наши потери велики, но у немцев они куда больше. Теперь только поскорее бы открылся 2-ой фронт!

24–25. Каникулы мои продолжаются. Галюська нервничает — нет письма от Вивы. Я ее успокаиваю — мало ли может быть причин. Виву часто вижу во сне.

26. Передавался по радио мой очерк «Фарадей».

27–28. Ничегонеделание. Получил от Радиокомитета мизерный гонорар: 236 р[ублей] за две передачи: «Парашютизм» и «Славные страницы».

29. Получили от Вивы долгожданное письмо. Все благополучно, просто он не писал потому, что не знал своего точного адреса.

Я заболел гриппом — продуло сквозняком, когда ходил в одних трусах. В 4 ч[аса] температура была 38,5°, а к ночи снизилась до 38,1°.

30. Грипп. Температура 36,5–36,8, но слабость и болит голова.

За последние дни перечитал большой том изданных произведений Гл[еба] Успенского. Как он чудесно писал!

Июль.

1. Все еще грипп.

Получено три письма: от Михаила, Анатолия и Паши. Читаю Дж[ека] Лондона: «Солнце красное».

2. Болезнь продолжается — слабость.

3. Слушал радиопередачу о творчестве Алябьева, сопровождаемую романсами. Был исполнен «Иртыш».

Я узнал очень интересную вещь: Алябьев писал этот романс в изгнании, в Тобольске, на берегу Иртыша, а слова к нему написаны пленным шведом, который тоже был изгнанником, угасал вдали от родной страны....

Отсюда возникла прекрасная тема для рассказа (или небольшой повести) «Два изгнанника». Обязательно напишу.

Кстати: Алябьев выведен в одной из повестей Писемского под фамилией Лябьева (заглавие повести забыл, а книги продал). Сослали его за то, что он в пылу карточной игры убил партнера.

4. Устименко пригласил меня на рыбалку, завтра, в воскресенье. Я решил «проветриться» и согласился. Выходить в 530 утра на поезд.

5 (воскр[есенье].) Встал в 5 часов и в 530 мы с А[лександром] Д[емьяновичем] двинулись на городской вокзал. Там встретились с группой преп[одавате]лей Горного Ин[ститу]та, которые тоже отправлялись на эту рыбалку. Где это — толком никто не знал; сели на поезд горветки, а на Алма-Ата I пересадка на рабочий поезд, идущий в Чамалган (в сторону Арыси); назначение 71 раз'езд (2-ая остановка, расст[ояние] — км. 12 от Алма-Ата II). Доехали до 71 раз'езда, вышли. Тот, кто приглашал Устименко, сам не