Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

Между прочим, в эти дни получено два письма от Паши. Оказывается, что в даче нашей не живут, а только были посторонние люди в тот момент, когда она приехала. Таким образом, возможность достать рукопись «Бойцов» у нее имелась, а я этого не знал. Но я доволен, что так вышло — ведь благодаря этому недоразумению книга-то написана. Паша пишет, что на даче все растащили. Больше всего мне жалко, если пропадут газеты, которые я собирал столько лет, а остальное — бог с ним, наживем!

Отправлено много писем — Худяковым, Молодовым, Анат[олию] Губину, Верочке, Татьяне. Я написал Гершфельду открытку в Коканд; уведомляю его, что работа над монтажом негодет, т[ак] к[ак] он не шлет денег, а я принужден работать для радио.

В послеобеденной дремоте пришел сюжет «юбилейного рассказа» — «Это было год назад...». Напишу к годовщине.

Был в РадиоКом[итете], сделал заявку Поповой и кстати получил гонорар за «Коперника» — 262 р[убля].

После обеда сильно болела голова до 11 ночи, лежал, знобило. Потом встал.

Решил написать еще рассказ (или даже серию) «Аслан Темиров — парашютист».

31. Ничего существенного.

Июнь.

1. Вечером начал писать радиопьесу «Здравствуй, лагерь!» Сначала не было никакого сюжета, но в процессе письма он явился и довольно интересный. Написал страниц 6.

2. Утром радиопьесу «Здравствуй, лагерь» кончил, а вечером перепечатал половину.

3. Кончил перепечатку. Вечером правил. Забыл записать, что накануне (2-го) опять был у Плотникова по поводу Вивы. 1-го вечером был Лапшонков и наболтал, что из Ташкента вернулся уполномоченный МАИ, что из его хлопот ничего не вышло, и что их скоро будут забирать. Мы очень расстроились, потому я и пошел к Плотникову. Оказалось, что уполномоч[енный] еще не вернулся, ничего не известно. Плотников обещал (хотя и туманно) устроить Виве отсрочку до окончания сессии, чтобы он мог перейти на II курс.

4. Был в Радиокомитете. Сдал «Здравствуй, лагерь!» Попова мне сообщила, что я назначен членом Худож[ественного] Совета при Радиокомитете. Она дала мне «Парашютизм» с просьбой немножко его подработать. С Денисламовым договорился о двух передачах для казах[ского] сектора: «Славные страницы из истории русской артиллерии» и «Воздушная навигация».

Вечером выправил «Парашютизм» и начал писать рассказ: «Это было год назад...». Написал страниц семь.

5. Утром закончил рассказ «Это было год назад...»

Заходил в Каз[ахстанский] Огиз, познакомился с глав[ным] редакт[ором] Кенжибаевым. Узнав, что я автор «Чуд[есного] шара», он заулыбался:

— А, знаю, знаю! Читал. Очень интересная книга. Моим ребятам тоже сильно понравилась...

Я ему предложил «Бойцы-Невидимки». Но у них очень плохо с бумагой. Если будет возможность, они напечатают, даже на двух языках, но я думаю, что это только разговоры. В общем, Кенжибаев мне предложил наведаться через месяц.

Вечером был Лапшонков, принес новые вести о призыве. Говорят, что первокурсников не тронут до конца сессии, а на второкурсников наложена броня. Но ведь после сессии первокурсники станут второкурсниками... И кроме того, будто бы Ин[ститу]т в августе едет в Москву.

Qui vivra — verra!

Занимаюсь с Адиком фр[анцузским] языком. За три дня повторили 18 параграфов ранее пройденных. Память у него удивительная — все прекрасно помнит, читает и переводит. Сегодня принялись за новый материал, прочли два параграфа.

6–7. Перепечатал рассказ «Это было год назад...»

8. Ходили с Адиком и его товарищем Олегом на рыбалку. Намеревались пойти на большую Алма-Атинку, но даже не нашли ее. Попали на речку Весновку. Омутки есть хорошие, но, вероятно, хайрузов нет. Ни разу не клюнуло. Люди, которых я встречал около речки, на вопрос: «Есть ли здесь рыба?» — отвечали: «Не знаю!»

Домой вернулись часа в 2, по жаре и усталые.

Вечером начал писать очерк «Славные страницы из истории русской артиллерии».

9. Утром докончил очерк. День был, как все дни, но принес с собой грозу, хотя нельзя сказать, что нежданную. Часа в 4 Виве вручили повестку — явиться в крепость. Мы обеспокоились, но не слишком, была мысль, что это опять какой-нибудь переучет. Повестка была на 9-ое число, 12 часов дня, но т[ак] к[ак] она запоздала, Вива не пошел. Вечером я был на лекции знаменитого адвоката Брауде, который рассказывал о нескольких интересных судебных процессах, в которых он участвовал, как защитник. Лекция была очень интересна. По окончании ее, Фаина Соломоновна (Гуз) познакомила меня с Брауде, который когда-то, в молодости, был ее поклонником.

Во вступлении к своей лекции Брауде упрекал советских писателей за то, что они не берут материала для своих произведений из судебной практики.

10. Тяжелый день!

В семь утра пошел к Плотникову и сидел на улице полтора часа, дожидаясь, пока он встанет. Он посмотрел на повестку и сказал, что это ничего, что, м[ожет] б[ыть], это по вопросам учета и что Виву, раз он слаб здоровьем, не призовут. Немного успокоенный, поспешил домой и отправил Виву в крепость.

К нам пришла Ф[аина] С[оломоновна] и сказала, что у Юлия Моисеевича есть знакомый военный врач Лебедев, который может помочь при переосвидетельствовании Вивы. Она предложила мне ехать к Ю[лию] М[оисеевичу] и попросить его побывать у Лебедева. Я немедленно поехал в муз[ыкальную] школу и переговорил с Ю[лием] М[оисеевичем], а он обещал побывать у Лебедева.

Но вернувшись домой, я уже застал плачущую Галюську и Виву с повесткой в руках — явиться в крепость с вещами 11-го июня к 6 часам вечера!

Прав я был, когда писал в дневнике 5 июня скептическое замечание по поводу сообщений Лапшонкова: «Qui vivra — verra!» К сожалению, увидеть пришлось слишком скоро...

Я снова побежал к Плотникову, чтобы просить его сделать все, что можно. Он мне заявил, что сделать ничего не может, т[ак] к[ак] это не по его части, т. к. у него комсостав, и на переосвидетельствование Виву отправить не в его власти. Одним словом, выяснилось, что все его предыдущие обещания были пустой болтовней. Пл[отников] дал мне записку в крепость к Солнцеву, ведающему призывниками с просьбой сообщить мне, куда зачислен Вива. Впрочем, он на его приписном свидетельстве прочел то, чего я впопыхах не заметил: направляется в военное училище...Я пришел домой в очень тяжелом настроении и захватив с собой Виву (который, впрочем, долго не соглашался итти) отправился в крепость.

Там я разыскал Солнцева. Он мне заявил, что Виву направляют в авиац[ионную] школу и там, раз он слаб телосложением, то попадет на техническое отделение и будет техником по моторам; срок обучения около года. Ни о