Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

Я попал в свидетели по делу о нанесении побоя Гершфельду. С Гершф[ельдом] распрощался на время, он уезжает ночью в Коканд. Когда он здесь, то у меня на встречи с ним уходит огромное количество часов. На завтрак и обед я захожу за ним, всегда приходится его ждать. Ничего не поделаешь — дружба!

Взял у него сборник молдавских песен.

25–26. Все еще никак не могу взяться за работу. 25-го был на суде (с 3 часов), обвиняемый лейтенант не явился под предлогом болезни, хотя через час его уже не нашли в гостинице, где он живет. Суд перенесся на 27-ое, его должны доставить под стражей.

26-го весь день прошел в уборке — белили в комнате, а я таскал туда-сюда вещи.

27. Утром получил от Паши телеграмму. Она была на даче, там живут чужие люди, рукопись взять нельзя Я решил писать книгу заново и намерен сделать это быстро, к 1 июня.

Полдня провел в очереди за хлебными карточками, но не получил — обычная канцелярская волокита. Оказ[ывается], надо получать в ССП, а я выстоял в очереди 5 часов.

Послал телеграмму в Детиздат и Дороватовскому о том, что вышлю «Бойцы-Невидимки» 15 мая. Срок жесткий, надо выполнить.

28–30. Работал над книгой.

Май.

1–15. Никаких внешних событий, работа над книгой. Работа упорная, напряженная; настроение прекрасное, деловое, большой под'ем. Утром — Пушкинская библиотека, вечером — писанье. А иногда и весь день сидел в б[иблиоте]ке и там писал. Достал часть источников в других местах: у В. И. Попова в районной б[иблиоте]ке №3, в Доме Кр[асной] Армии, в МАИ. Одну тему прорабатывал в университете. В общем, нашел все нужное, за ничтожными исключениями. В последний день случайно нашел написанный в Москве очерк о парашютизме, там есть материалы, которые я не мог достать. (цитаты)

9 мая была написана последняя статья; писание заняло 12 дней. 10-го сел за перепечатку, решил кончить 14-го, но не успел, т[ак] к[ак] книга сверх ожиданий вышла большая (151 стр[аница].) 10-го напечатал 30 стр[аниц], 11-го — 20, а остальные дни по 25. Трудно было, спина трещала, но все-таки выдержал такие темпы. С роздыхами сидел за машинкой с раннего утра до позднего вечера... И вот теперь книга воскресла, как феникс, из пепла.

Включил много новых материалов последнего года. Думаю, что она не хуже, чем в прежней редакции, но надо еще отредактировать. Завтра принимаюсь за это дело.

11-го уехал Михаил, их часть отправляют ближе к фронту. На-днях получил письмо от Гершфельда, пишет, что деньги вышлет и обещает работать над монтажем.

7-го мая передавали «Коперника», я, конечно, не слышал. Попова просит материалы, обещал дать ей ряд передач из «Бойцов-Невидимок».

Примерно с 6 мая ниразу не был в ресторане — завтраки пропадали, а обед брали на дом. Ресторанные поездки отнимают слишком много времени.

16–20. Напряженная работа над книгой. Три дня корректирование, отчасти правка, и выполнение чертежей — кропотливая работа. Два дня ушло на правку слога; слог не потребовал особенно большой работы, но на некоторых страницах пришлось почистить.

Закончил все это дело 20-го утром. 19-го вечером оформил рукописи, одну из них вшил в желтую обложку, точь в точь такую, какая была в Москве и сделал такую же надпись. Нашел письмо Дороватовского, где он пишет о том, что эта книга нужна. Что ж? Теперь у меня сердце спокойно.

Вечером 19-го и утром 20-го вписал в рукопись темы для рисунков и указал те, которые можно взять из других книг. Это — последние штрихи... 20-го утром написал письмо, адресовав Наумовой, Дороватовскому и Абрамову.

Потом отправился на почту, послал рукопись, письмо и телеграмму Детиздату. Лети, моя работа!.. Хотел бы, чтоб у тебя были крылья...

Снес в Радиокомитет рукописи «Царского токаря» и «Бойцов-Невидимок». Из «Бойцов» можно сделать несколько передач. Обещал срочно дать рассказ.

Вечером поработал над рассказом «Под игом», который пролежал около месяца.

21. Работал над рассказом «Под игом», закончил его.

22. Перепечатал «Под игом». Вышел большой рассказ, около печатного листа. По-моему, интересный.

23. Весь день провел в тоске, поджидая Виву, который ушел в крепость по делам призыва. Пришел он только в 7 час[ов] вечера и принес весть, что студентов МАИ уже начинают мобилизовать... Им сказали, что их м[ожет] б[ыть] заберут через месяц, а мож[ет] быть и раньше.

24. Вива с Адиком ушли в горы, вернулись в 3 часа и вскоре начался дождь. Я с утра сидел, писал для радио очерк «Фарадей», почти закончил. Потом Гал[юська], Вива и Адик отправились в кино, а я за обедом. Вечером правил «Под игом».

25. Перепечатал «Фарадея». Очерк мне нравится, живой и содержательный, хорошо дана характеристика Фарадея.

В 2 часа поехал за обедом, вернулся в 7. Хороши порядочки! Больше двух часов простоял в очереди под проливным дождем (хорошо, что ещё взял зонтик!). Потом еще часа полтора сидел в трамвае, сошедшем с рельс. Получилось, как у Горбунова. Перед нами на повороте сошел трамвай, его стаскивали минут сорок, потом наш ринулся на тот же поворот с большой скоростью... и сошел так же!

«Кажинный раз на этом самом месте!»

Вечером правил «Фарадея» и оформлял рукописи.

26. Был у Плотникова. Несколько успокоился насчет Вивы. Представитель МАИ уехал в Ташкент и, возможно, выхлопочет для ин[ститу]та броню. В случае же призыва Пл[отников] обещал направить Виву в авиац[ионно]-технич[ескую] школу, где срок обучения 6 мес[яцев]. Узнав эти новости, Вива сразу повеселел и теперь попрежнему возится с Адиком, как маленький.

Заходил в Радио-Комитет. Получил заказ на пьесу: «Здравствуй, лагерь!» Надо написать к 15-VI. Попова просила что-нибудь «юбилейное» к году войны, но нет сюжета, я отказался.

Вечером напало стихотв[орческое] настроение, написал «Мы вернемся к тебе, родная Молдавия!» — для монтажа. Вышло неплохо.

27. Ничего особенного. Бездельничал.

28–29. То же самое. Прочитал «Пармский монастырь» Стендаля. Замечательная книга. Интересно, что при об'еме в 30 печ[атных] листов она написана (точнее, продиктована) в 53 дня! Продуктивность труда изумительная.

30. В ответ на телеграмму, посланную 20-V Паше получил неожиданный ответ от Евгения. Он сообщает, что Паша здорова и что в квартире все обстоит благополучно. Значит, Евг[ений] в Москве и, м[ожет] б[ыть], даже живет в нашей квартире. Я очень рад. Живые связи с Москвой поддерживаются