Советская матрица - Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Если учесть среднее время поиска работы (“нахождения в состоянии безработного”) и замещение одних групп безработных другими, то получится, что прошли через статус незанятого с 1992 г. по 1998 г. примерно по 10 млн каждый год и всего более 60 млн человек; из них рабочие составляли около 67 %, т. е. более 40 млн человек» [10].

Приватизация превратилась в программу деиндустриализации России (западные авторы говорят даже о демодернизации). Это было важной частью всей доктрины реформы, но социальным субъектом деиндустриализации стала именно общность частных предпринимателей.

Отношение предпринимателей к большинству населения. Возникшая общность предпринимателей поразила людей своим социал-дарвинизмом, который всегда был чужд культуре России.

В прессе заявления в таком духе стали обычными с самого начала реформы, и их поток не иссякает. Вот сентенция 2005 года: «Глупо отрицать, что олигархические капиталы в России выросли на общенародной собственности (была у нас когда-то такая). Наши ротшильды взяли то, что плохо лежало, а некоторые и вовсе залезли в карман государству. Но давайте зададимся вопросом: так ли уж это несправедливо? И вообще, уместно ли в данной ситуации ставить вопрос о справедливости?.. Судить об олигархах с точки зрения морали – все равно что ругать львов за то, что они поедают антилоп… Они – элита общества и потому руководствуются иными, нежели обычные люди, принципами.

Да, российские олигархи лишены нравственных предрассудков. Но только благодаря этому они и выжили в прямом смысле этого слова и выдвинулись на первые роли в жесточайшей конкурентной борьбе, на деле доказав свое право владеть лучшими кусками российской экономики. Нас же не удивляет, почему самый сильный и опытный лев не охотится, но тем не менее первым поедает добычу, которую ему приносят члены прайда. Таков закон природы: сильнейшему достается все. Человеческое общество по своей природе мало чем отличается от прайда. На вершине социальной пирамиды и оказываются самые оборотистые и проворные» [11].

Примечательно, что у идеологов российского предпринимательства метафора хищника очень популярна. Вице-президент РСПП И. Юргенс так объяснял необходимость освободить предпринимателей от контроля государства (интервью «Независимой газете» 17 сентября 2004 г.): «Хищник в неволе не размножается. А именно хищники, т. е. крупные предприниматели, готовые рисковать и своей шкурой, и шкурой других, – именно они вытаскивали экономики рыночного типа».

Идеологи реформы создавали фантастический образ трудящихся в целом и рабочих особенно. Масса статей проникнута социальным расизмом. Произошло практически полное отчуждение рабочих от участия в управлении на уровне предприятий, исключение их из общественно-политической жизни в масштабах общества. Социолог Б.И. Максимов писал: «Российские работодатели демонстрировали буквально иррациональную нетерпимость к участию рабочих в управлении».

Предприниматели как культурный тип. Экономическая элита (предприниматели), оказывая большое влияние на государство, владея почти всей совокупностью рабочих мест и почти всеми СМИ, непосредственно влияет на шкалу ценностей и поведение большой части населения. Культура этой общности сказывается на судьбе страны.

В 1992 г. группа ведущих иностранных экспертов (социологов и экономистов) под руководством М. Кастельса посетила Москву. Она провела интенсивные дискуссии с членами Правительства РФ и составила доклад Правительству России, который был опубликован лишь в 2010 г. Эксперты среди прочего так охарактеризовали общности, которым в ходе приватизации передавалась основная масса промышленной собственности: «В настоящий момент все они так или иначе демонстрируют паразитическое поведение, их действия носят не инвестиционный, а спекулятивный характер, свойственный в большей мере странам “третьего мира”… Такая ситуация характерна скорее не для зарождающегося, а для вырождающегося капитализма. Фактически идет процесс передела накопленной собственности, а не создание нового богатства. В этих условиях исключительно либеральная экономическая политика, основанная на непродуманной и неконтролируемой распродаже государственной собственности, обречена на провал, что приведет лишь к усилению власти спекулятивных групп в российской экономике…

Резюмируя все сказанное, мы утверждаем, что существующая концепция массовой приватизации является главной ошибкой, которую Россия может совершить в ближайший год реформ» [12].

Политолог И. Калинин указывает на атрофию у общности предпринимателей политической идентичности. Это – тяжелый дефект сообщества, в руках которого находятся рычаги народного хозяйства. Он пишет: «Отсутствие собственного исторического проекта, через осуществление которого могла бы реализовываться политическая субъективность, компенсируется за счет паразитирования на прошлом. В этом смысле активизация исторической политики есть симптом исчезновения политического, когда вопрос о политической идентичности переформулируется как вопрос о принадлежности к исторической традиции» [13].

Он пишет, с каким героическим прошлым идентифицирует себя нынешняя экономическая элита: она «переселяется в помещичьи усадьбы и подмосковные замки, развешивая по стенам картины Никаса Софронова, изображающие их владельцев в виде мифических или реальных исторических персонажей и имитирующие знаменитые полотна прошлого».

Отсутствие жесткой этической платформы у новых собственников капитала сдвинуло хозяйство к спекуляциям и погружению в долговую яму. Только что Россия выбралась из финансового кризиса 2008–2010 гг., истратив на спасение банков и олигархов почти все накопления (и, видимо, утратив часть активов), – и опять банки и предприятия набрали за границей долгов. На 1 июля 2014 г. внешний долг России составил 732,8 млрд долл.

И ради таких «рачительных хозяев» ввергли половину населения в бедствие, расчленили страну и потеряли половину производственного потенциала!

Криминализация экономики. Культурная травма разрушения страны и привычного жизнеустройства погрузила российское общество в тяжелую социальную болезнь – аномию (безнормность). Особенно сильно она сказалась на новой, еще не устоявшейся общности предпринимателей. Осенью 2009 года по заказу Российского союза промышленников и предпринимателей ВЦИОМ провел ежегодный опрос 1200 предпринимателей, представлявших крупные, средние и малые предприятия промышленности и строительства; транспорта и связи; обслуживания и торговли в 40 субъектах России. Был задан один вопрос и получены такие ответы.

Одно из главных зол, которые совершила эта общность, – она стала быстро коррумпировать госаппарат. Коррупция создала лазейки для теневой экономики и организованной преступности. Это резко снизило уровень управляемости страны – издержки в этой сфере резко возросли, и кардинальное постепенное оздоровление потребует много времени и больших затрат.

Точечные наказания не оказывают системного воздействия, реальная идеология реформы легитимирует коррупцию, интеллектуальная элита реформаторов лоббирует выведение этой преступности из уголовного права. Результатом стала криминализация экономики.

Вот заключение криминалистов Ю.В. Голика и А.И. Коробеева о состоянии на начало десятилетия ХХI века: «В криминальные отношения в настоящее время вовлечены 40 % предпринимателей и 66 % всех коммерческих структур. Организованной преступностью установлен контроль над 35 тыс. хозяйствующих субъектов, среди которых 400 банков, 47 бирж, 1,5 тыс. предприятий государственного сектора. Поборами мафии обложено 70–80 % приватизированных предприятий и коммерческих банков. Размер дани составляет 10–20 % от оборота, а нередко превышает половину балансовой прибыли предприятий… По некоторым данным, примерно 30 % состава высшей элиты в России составляют представители легализованного