Играть... в тебя - Мария Зайцева

Уже осень, Кеше скоро ложиться в спячку, потому он сейчас толстый, ленивый и равнодушный ко всему на свете.

Берлога у него тут, неподалеку, в старом погребе. Жучок длинными зимами, когда не уходит с дедушкой на объезд и не бегает к очередной сладко пахнущей самочке, любит дрыхнуть под теплым боком у приятеля. Они росли вместе, любят друг друга.

А я их обоих выкармливала из соски козьим молоком…

Сердце мое поет, скачет как-то уж совсем неприлично.

Из головы не выходит наш поцелуй с Савой. Он же это специально, при дедушке. Обозначил свои намерения…

Какой наглец, боже…

Невозможный просто!

Почему у меня улыбка с лица не сходит?

Я ему не обещала… Вообще-то…

Надо приготовить поесть, а то вернутся голодные.

Я готовлю, привычно крутясь по кухне, улыбаюсь своим мыслям, каким-то совершенно дурным, легким и веселым.

Мы еще не поговорили с Савой, и я все еще на него обижена, но… Черт, он здесь. Он здесь!

Уже переваливает за полдень, когда я достаю из духовки огромный пирог с мясом.

Ставлю его на кухонный стол, бросаю взгляд на улицу и удивленно замираю.

Прямо во двор к нам, миновав калитку, идут двое незнакомых мужчин.

С оружием.

43. Оля. Браконьеры

Жизнь в лесу вносит свои коррективы в понятие “безопасность”, а жизнь в лесу с моим дедушкой — вообще это все в абсолют возводит.

Потому к входной двери я иду через оружейку, удобно устроенную так, чтоб можно было быстро достать оружие. Если, конечно, знаешь, как открыть замок.

Я знаю.

Подхватываю сайгу, проверяю, на ходу, заряжен ли, затем аккуратно ставлю рядом с косяком. И приоткрываю дверь, стараясь делать это незаметно.

Слышу, как переговариваются мужчины.

— Нет никого, что ли?

— Похоже…

— Черт… И где нам тачку брать? И воды бы…

— А нехер было все по пути выхлебывать.

— На себя посмотри!

— Ну кто ж знал, что тут хрен пройдешь, по лесу этому! Я вообще не понимаю, как так оно тут выросло. Это же юг, блядь! Тут пальмы должны…

— Дебил, нахрена я тебя взял с собой?

— Сам такой!

Судя по разговору, это явно просто заблудившиеся люди. Правда, с ружьями…

Сезон охоты на пушного зверя как раз в разгаре, конечно…

Но все равно, странно.

Я прикидываю, могут ли это быть те люди, про которых деду сигнализировали, но там, вроде, на машине. А эти — пешком.

Ладно…

— Вы что-то хотели? — спрашиваю я, и мужики синхронно поворачиваются к двери. Ружья при этом не поднимают, вообще, себя спокойно ведут.

— Эм-м-м… Добрый день, — вежливо здоровается один из мужчин, — мы бы хотели воды попросить. Заблудились немного… А взрослые дома есть?

Ничего себе, заявочки! Конечно, голос у меня детский чуть-чуть, но все равно как-то обидненько.

Открываю дверь, чтоб пришедшие убедились, что я вполне взрослая.

— Здравствуйте, — отвечаю я, — воды сейчас принесу. И вы практически у дороги уже. Если спуститься чуть-чуть вниз, будет гравийка. По ней можно до села дойти. И там автобусная остановка.

— Спасибо, — кивает первый мужчина, а второй просто смотрит на меня. И такой взгляд у него неприятный, что я тороплюсь зайти в дом.

Сейчас вынесу им воды и отправлю прочь.

— Ничего так… — слышу я невнятное, а после тихую ругань, словно один из мужчин что-то выговаривает второму.

Тоже не очень приятно…

Набираю в кружку воду, и в этот момент слышу громкое:

— Медведь!

Ох, блин!

Я про Кешу забыла!!!

Бросаю все и выбегаю на крыльцо.

И вижу, как пришельцы стоят и целятся из ружей в Кешу!

А он, не понимая опасности, мирно ведет носом в их сторону.

— Прекратите! — я стараюсь говорить громко и спокойно, очень убедительно, хотя, ни спокойствия, ни уверенности в себе не чувствую. Только ужас.

Они сейчас выстрелят же! — Он с чипом. На него охотиться нельзя.

Но меня не слышат!

— Глянь, какой жирный!

Глаза у охотников блестят возбужденно.

— Шерсть хорошая.

— Прекратите же! — пытаюсь вмешаться я, сбегая с крыльца, чтоб встать между охотниками и Кешей.

Это очень опасно, потому что Кеша, хоть и совершенно ручной, но все же хищник, и спиной к нему вставать — крайне неправильно.

Но в этот момент я не могу придумать ничего иного.

Мужики, очевидно, совершенно меня не слышат, им плевать на то, что я тут пытаюсь пищать, они поглощены азартом.

У них — мелкашки, выстрелят — разозлят только! Неужели не понимают, что в первую очередь для них же опасно? Не знают повадки медведей?

И вообще, как они смеют в Кешу моего целиться?

Кешу отгонять тоже бесполезно, он ручной, но не дрессированный. Не прикажешь, как собаке, чтоб ушел.

— У вас разрешение есть на охоту на медведя? — пытаюсь я все же воззвать к разуму мужиков, — путевка?

— Если завалим, то потом Вовчик нам задним числом все сделает, — говорит один второму, продолжая не обращать на меня внимание.

— Вы меня слышите?

Кеша, переваливаясь, идет к мужикам.

Он не боится, он не знает, что людей надо бояться. У нас тут не бывает посторонних, охотничьи угодья — дальше, и там никогда без деда и его помощников не охотятся. Тем более, на крупную дичь.

Мужики одновременно щелкают затворами, целятся.

И стреляют.

Я не успеваю добежать!

Выстрелы неожиданно громкие, но даже их с легкостью перекрывает рев Кеши.

Он сначала встает на две лапы, угрожая, а после…

Падает на четыре и устремляется к охотникам с такой скоростью, что они даже не успевают снова вскинуть ружья.

Стоят, смотрят на Кешу, словно не веря в то, что видят.

Дураки!

Я вижу, что Кеша ранен, но даже если бы и серьезно, медведя выстрелом из мелкашки не убить! Только разозлили!

— Бегите! — кричу я, понимая, что сейчас будет жесть, — бегите, дебилы! На дерево!

Чуть в стороне у нас растет здоровенный дуб. Он высокий, но не толстый, Кеша сразу вот так не залезет, он, все же, крупноватый, тяжелозадый.

Хотя, вон, как шустро бежит.

Я-то знаю, что медведи — вообще не няшки, и просто выглядят увальнями, а в лесу от него не сбежать. Разве что на дерево влезть, причем, такое, чтоб медведь не смог забраться следом. И то, он будет сидеть под деревом и ждать. Правда, не так уперто, как, например, кабан, который может караулить до последнего свою жертву. Изматывать, ожидая, пока та сама свалится ему под копыта.

Но все равно достаточно долго. Медведи — звери злопамятные…

А тут еще и обидели.

Дураки