Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

пережили грозу, но самое худшее было еще впереди. В 1932 г. началась настоящая Великая депрессия. Уровень безработицы активного населения повысился с 8 % в 1930 г. до примерно 25 % в конце года. Что касается национального промышленного производства, то оно снова упало, достигнув 50 % от уровня 1929 г. Издательский дом Condé Nast не избежал катаклизма.

С января 1932 г. сомнения финансовых партнеров по поводу того, как Наст ведет дела, сменились полнейшим непониманием. Его обязали снизить требования к качеству: выбор менее дорогостоящей бумаги для изданий холдинга мог стать главным средством экономии, так же как сокращение цветных страниц внутри журнала или снижение вознаграждения художников-иллюстраторов и фотографов. Наст не только не слушал этих советов, принимавших, однако, все чаще и чаще форму предписаний, он шел против ветра, стоя на носу своего корабля, и продолжал совершенствовать высокое качество своих журналов.

1 июля 1932 г. читатели по обе стороны Атлантики впервые смогли увидеть на обложке Vogue цветную фотографию. Такой довольно-таки недешевый подвиг не повторится до августа 1933 г. Это решение издателя было не просто демонстрацией технологии, оно воспринималось как акт сопротивления: нет, кризис не должен отразиться на качестве, нет, подписчики не должны расплачиваться за рецессию. Наст был преисполнен гордости, Эдна аплодировала, а доктор Ага ликовал. Что касается Стайхена, автора снимка, ему справедливо казалось, что он вошел в историю.

Впрочем, радость испытывали не все. Сотрудники, которым второй год подряд снижали зарплату на 10 %, скрипели зубами. А что говорить о банкирах? Растерянные, они не знали, что и думать: типичная безответственность? Потопление судна стариком, смирившимся со своей гибелью? Преждевременный маразм? Руководство Goldman Sachs & Co. не верило своим глазам, сравнивая эти расходы с жалкими показателями холдинга: всего 132 000 долларов прибыли в первом квартале 1932 г., 21 000 долларов во втором… И впервые после создания своей компании Конде Наст показал убытки в период с июля по сентябрь.

Наказание не заставило себя ждать. Сначала в дирекцию холдинга в помощь Насту срочно ввели людей, поддерживающих идеи акционеров. Главное же, что ему нашли замену… Так однажды вечером к Эдне конфиденциально обратились финансовые партнеры холдинга. Ее опыт как сотрудницы с самым большим стажем работы был бесценен, и ее репутация сильной женщины, способной принимать решения, была неоспорима. Что она думает о том, чтобы взять на себя больше ответственности? Разумеется, новой должности будет сопутствовать значительное повышение оклада. Предложение банкиров привело Эдну в небывалый гнев: она не только категорически отказалась хотя бы секунду подумать о сделанном ей предложении, она заявила, что ее босс как никто обладает способностью провести свой корабль среди рифов. И добавила, что, если бы банкиры ограничились решением банковских проблем, а издатели – издательских, возможно, у всех был бы шанс надеяться на лучшие времена.

Хотя совет директоров компании Goldman Sachs & Co. по закону был вправе это сделать, он считал, что свалить Конде Монтроза Наста будет сложно. Издатель на протяжении десятилетий устанавливал с кутюрье, фотографами, иллюстраторами и редакторами личные связи, которые, благодаря его абсолютной честности, были очень прочными и не имели цены. То же самое доверие связывало его с поставщиками. Многие стали его кредиторами, и повсюду ему предоставляли льготные условия для оплаты. В случае отставки босса Vogue следовало ожидать ответных действий или, по крайней мере, последствий. Зато со стороны биржи риск паники был минимален. В самом начале 1932 г. акция компании Condé Nast продавалась по 5 долларов, в лучшие времена она стоила 93 доллара. Сложно было упасть еще ниже.

Фонд Blue Ridge и Goldman Sachs Co. были согласны в одном: для принятия решения не нужно дожидаться момента, когда цена акций поднимется. То есть Наст знал, что его дни в собственной компании сочтены, поэтому большую часть своего времени он посвящал тому, что искал инвесторов, чтобы получить новые займы для выкупа акций у Blue Ridge. Имея за 1932 г. дефицит в 64 000 долларов, было немыслимо заинтересовать в своей судьбе новый банк.

Тогда Наст обратился к своим поставщикам, в том числе к своему бумажному фабриканту. Не согласился бы тот одолжить ему 500 000 долларов? Теперь, когда Наст не был единоличным хозяином, он не мог, чтобы обеспечить займы, предоставить в качестве залога свою фирму. Поэтому он предложил в качестве гарантии личное имущество. Но обстановка была настолько неблагоприятной, что его имение в Сэндс-Пойнте, купленное в 1927 г. за несколько миллионов долларов, в обустройство которого он вложил еще около 750 000 долларов, оценивалось экспертами рынка всего в 600 000 долларов. Что до двухэтажной квартиры на Парк-авеню, то хозяин Vogue отказывался избавиться от нее по той простой и понятной причине, что, считая необходимым по-прежнему развлекать читателей, акционеров и поставщиков, он продолжал устраивать роскошные вечеринки, куда приглашал друзей и банкиров, которым задолжал миллионы.

Пройдя путь от разочарования до катастрофы, Наст больше не знал, к кому обратиться и кому доверять. Харрисон Уильямс, которого он считал своим союзником в стане врагов, старательно избегал обсуждать с ним с глазу на глаз его поражение. Другие отстранились от него или отреклись от дружбы с ним. Наст, возможно, слегка наивный, был изумлен и разбит. Для него честь была главной добродетелью, и он плохо понимал, почему другие думают иначе. Разве после краха на бирже он, как настоящий джентльмен, не выкупил по цене выше рыночной акции у своих 345 сотрудников, согласившихся инвестировать в медиахолдинг в январе 1929 г.? Этот поступок, который все расценили как великодушный, казался ему столь же очевидным, как и крайне необходимым.

Тем не менее Наст не мог уснуть. Его ночи были так же коротки, как длинны его дни. И, оставаясь в одиночестве, без близких ему людей, он, должно быть, признавался себе, что с большой тревогой смотрит в будущее. Что станет с его империей? И что сказала бы его мать, если бы увидела его в таком положении, совершенно разгромленным?

Ни дружбы, ни уважения

– Боже мой, мадемуазель Мадлен, если бы вы только видели его вчера…

– Жермена, вы думаете, что он болен? Я не спрашиваю, озабочен ли он, я отлично знаю, что все идет не так, как ему хотелось бы…

– Ох, не думаю, что когда болеют, то прикладываются к бутылке, разве не так?

– Что же, кажется, когда Гарри Йоксалл прибыл вчера из Лондона, он нашел месье Наста в его гостиничном номере совершенно пьяным. До такой степени, что ему пришлось укладывать босса в кровать.

– Месье Наста? Пьяного?

– Секретарша месье де Брюнофф все утро готовила главному боссу американское зелье, оно называется «Алка-Зельцер». Кажется, оно излечивает от всего.

– Мне это ни о чем не говорит… Возможно, его