Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

от кутюр с целью пополнить свой гардероб, вам предложат создать портновский манекен по вашим меркам. Позже это позволит вам заказывать все, что вы пожелаете, из Довилля, Биарица или Сен-Морица, не выезжая для подгонки и переделки… Наконец, если вы полностью доверитесь директору ателье… Но молчок, я вижу, как приближается первая манекенщица. Чудо!

Склонность к риску

Если бы у кого-нибудь спросили, в чем заключается самое разительное отличие между сегодняшней нью-йоркской компанией и той, какой она была несколько лет тому назад, ответ мог бы быть таким: «склонностью к риску». Серьезные вызовы, огромные ставки, самые смелые сделки витают в воздухе, провоцируемые, естественно, безостановочным процветанием и подстрекаемые сумасбродным и авантюрным характером американского народа… Скорость нарастает повсюду, и повсюду утверждается любовь к скорости. Эту склонность к риску прекрасно иллюстрирует ошеломительный взлет на бирже. Там, где два года назад насчитывалось десять биржевых спекулянтов, теперь их двадцать. Там, где инвесторы покупали облигации, теперь они скупают акции. Там, где широкая публика покупала дешевые автомобили, теперь она покупает люксовые автомобили. Риск реет в воздухе, проникая во все слои и все классы общества.

В этой статье, написанной в 1929 г. для журнала Vogue, Фрэнк Кроуниншильд, который, впрочем, совсем не разбирался в финансах, все верно подметил. Гонка за прибылью стала в Соединенных Штатах спортом № 1. Парикмахеры, цветочники, матери семейств, пенсионеры – все они имели свой портфель акций и свои соображения по поводу того, как будут расти цены на акции. Коллективную мечту подпитывал тот факт, что за ночь можно было сделать состояние. Раньше утверждали, что лишь богачи могут выгодно вести дела. Благодаря Уолл-стрит Америка, страна, где человек делает себя сам, собиралась доказать, что любой, у кого есть хотя бы капля интуиции или возможность воспользоваться добрыми советами, может обогатиться, ничего не производя!

В январе 1929 г. одна акция компании Condé Nast стоила 86 долларов, то есть в три раза дороже, чем в момент ее выпуска на рынок в марте 1927 г. Почему бы другим не воспользоваться этой манной небесной? Итак, в начале года сотрудникам издательства Condé Nast предложили тоже стать акционерами холдинга, на который они работали, причем по очень выгодной цене. А малооплачиваемым работникам издательский дом предлагал кредит: ежемесячно из зарплат вычитали определенную сумму на возмещение стоимости пакета акций. Единственное условие заключалось в том, что для того, чтобы сотрудники могли воспользоваться этими дешевыми акциями, они не имели права продать их раньше 7 декабря 1931 г. Из примерно 900 сотрудников 345 согласились пойти на риск и подписались на 3 458 акций. Конде Наст был счастлив поделиться прибылью от своего предприятия с теми, кому он был так обязан. И, с другой стороны, такое участие было средством обеспечить себя сотрудниками по крайней мере на три ближайших года.

Еще никогда журналы, выпускаемые холдингом Конде Наста, не были такими красивыми. Vogue с января 1929 г. предлагал своим 150 000 подписчиков шесть цветных полос, что было невиданной по тем временам роскошью. Выхода Vanity Fair отныне ежемесячно ожидало 85 000 читателей, респектабельное американское общество читало его с таким наслаждением, с каким прежде не читало ни один другой журнал. Номера House & Garden, каждый объемом более 200 страниц, требовали от технических служб все больше усилий, чтобы укрепить переплет того, что теперь походило на иллюстрированные книжки в квадратной обложке. Le Jardin des modes, имевший в 1926 г. 100 000 подписчиков, выиграл пари, сумев примирить качество издания и массовое распространение.

Что касается The American Golfer, последнего приобретения холдинга, предназначенного для 4 миллионов игроков в гольф в США, то Конде Наст предрекал ему «обеспеченное и процветающее будущее». И правда, первые номера, подготовленные по методике Наста и Чейз, уже соблазнили рекламодателей.

Что до личной жизни, то Наст был безумно влюблен в юную Лесли. И даже если он выглядел смешно рядом со своей новой супругой, которую везде сопровождала Натика – поскольку они жили втроем, путешествовали втроем, вместе проводили отпуск, – между ними, казалось, установилось равновесие, которое давало свои плоды. Наст буквально ликовал от того, что может дать волю своей легендарной щедрости, и только искал предлога, чтобы побаловать двух своих любимых женщин.

В социальном плане 5 октября 1929 г. он достиг вершины, организовав вечеринку для лорда Биркенхеда и Уинстона Черчилля, прибывших с визитом в Нью-Йорк. Эта вечеринка увенчала его триумф: теперь Наст был не просто невероятно богатым человеком, он стал одним из тех, с чьим успехом считались на международной арене. Для чествования двух британцев он собрал у себя за столом представителей мира литературы и искусства, а также самых именитых членов нью-йоркского общества: мистера Томаса Ламонта, президента Дж. П. Моргана, банкира Чарльза Х. Сейбина, Джеймса У. Джерарда – бывшего американского посла в Берлине, Герберта Баярда Своупа – брата президента General Electric Company, а еще Кермита Рузвельта, сына бывшего президента Теодора Рузвельта.

Пресса вцепилась в это мероприятие, тем более что ни один из двух англичан не сделал публичного заявления во время своего пребывания в США, целью которого, как можно было прочитать в газетах, было «изучить на месте движущие силы американского процветания», чтобы составить рекомендации для английских предприятий. Гости Наста были, возможно, в тот вечер удивлены, увидев за столом Артура Брисбена, друга и незаменимого сотрудника Уильяма Херста, главного редактора New York Evening Journal. На самом деле, никто не знал, что, несомненно, благодаря вмешательству Миллисент Херст, бывшей жены Херста и подруги Конде Наста, оба медиамагната зарыли топор войны и заключили джентльменское соглашение больше не охотиться за сотрудниками друг друга. Разве все не шло к лучшему в этом лучшем из миров?

Конец партии

Трудно представить себе изумление, охватившее Конде Наста утром в четверг 24 октября 1929 г., когда он увидел, что падает цена акций на бирже. В полдень индекс Доу Джонса, главного биржевого показателя, уже потерял 22 % от своего значения. Это было только начало. Банкир Томас Ламонт, тот самый, что сидел за столом во время приема, устроенного в честь Черчилля, хотел казаться обнадеживающим. Во время пресс-конференции он с олимпийским спокойствием прокомментировал события последних часов:

Вследствие технической проблемы на биржевых рынках паническая реакция привела к понижению стоимости акций, и мы собрались вместе с директорами нескольких финансовых институций для того, чтобы обсудить эту ситуацию. Мы пришли к заключению, что ни одно из учреждений не оказалось в сложной ситуации, и отчеты, полученные от маклеров, указывают, что маржа сохраняется на удовлетворительном уровне и что все, вероятно, будет развиваться в благоприятном направлении.

До