Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

вечера среды 29 октября страна затаив дыхание следила за бездарной мыльной оперой, сотканной из надежд, неожиданных поворотов и смирения. Сначала показалось, что вмешательство правительства способно обуздать кризис. Однако курс акций продолжал падать с каждым часом.

Утром в среду 30 октября Конде Наст уже не был уверен ни в чем. Неужели он навсегда разорился? Сможет ли он выкарабкаться? Неужели он – полный идиот? Одно было очевидно: цена акции компании Condé Nast Publications Inc. за несколько дней упала с 60 до 40 долларов, то есть это была небывалая потеря на четверть стоимости. Что касается акций Goldman Sachs Trading Corporation (GSTC), на покупку которых он занял 2 миллиона долларов, выброшенных на рынок в декабре 1928 г. по цене 104 доллара за штуку, то на следующий день после обвала их цена упала со 121 доллара до 40,94 доллара. На смену изумлению первых дней пришел горький привкус сожалений. Если бы только Наст послушал советы мудрой Эдны, если бы – как она предлагала ему – он перепродал свои акции GSTC и досрочно выплатил свой заем… Эта мысль преследовала его еще и потому, что Ива Пацевич[13], молодой человек с Уолл-стрит, с которым Наст долго беседовал в последние дни своего медового месяца, проведенного им с Лесли в Палм-Бич, настоятельно призывал его продать свои акции в январе 1929 г. По словам этого русского эмигранта, было очевидно, что рынок рухнет. Курс акций рос гораздо быстрее, чем прибыль предприятий.

Крах, казалось, был неизбежен, и единственным вопросом, на который нужно было знать ответ, был вопрос «когда это случится?». Наст, ослепленный перспективой рекордной прибыли, остался глух к разумным советам. Как и миллионы американцев, подстрекаемый жадностью, он потерял все на ярмарке тщеславия. Для бывшего ученика иезуитов этот призыв к порядку был столь же жестоким, сколь и мучительным.

Несмотря на постигшее его несчастье, Насту посчастливилось сохранить свое ремесло, он принялся работать еще больше, чтобы вновь подняться к вершине. Он должен был сражаться ради своей молодой жены, беременной на седьмом месяце, и ради Фрэнка, которого он увлек за собой в пропасть, а также ради своих сотрудников и в первую очередь тех 345 человек, которые десять месяцев тому назад подписались на акции компании Condé Nast. За несколько дней сбережения Эдны растаяли, как снег под солнцем, и из 100 000 долларов, которые босс подарил ей в декабре 1928 г., она сумела спасти лишь четверть. Прощай, пенсия в 52 года, прощай, проект строительства дома ее мечты на Лонг-Айленде, а также прощай, путешествие вокруг света вместе с мужем… Вина Наста перед ней была так велика, что он рассказал об этом Клариссе, своей бывшей жене. Та позвонила Эдне и предложила в случае необходимости выступить за нее поручителем перед банком. Что касается Фрэнка, то оба чувствовали себя настолько неловко, что после «черного четверга» не смели и слова молвить друг другу…

На людях Наст, возможно, скорее из деликатности, чем из убежденности, старался с оптимизмом смотреть в будущее, надеясь на улучшение ситуации. Но мысли в его голове кружились, как в настоящем водовороте, где холодный поток сталкивался с горячим, как писала об этом Эдна в марте 1930 г.:

Кажется, что большинство умных людей с Уолл-стрит думают, что кризис не будет слишком жестоким, имея в виду масштаб краха на бирже, и не затянется слишком надолго. Они предрекают улучшение деловых отношений через полгода. Может быть, это верно, но я задаюсь вопросом, понимает ли кто-нибудь хоть что-то в том, что должно произойти. Если эти эксперты обладают способностью предсказать то, что случится в следующем году, то та же самая способность должна была бы позволить им предвидеть крах; между тем даже такие организации, как J. P. Morgan & Company, не знали, что нас ожидает. Безусловно, я не располагаю достаточными сведениями для того, чтобы у меня сложилось собственное мнение, и я не верю в прозорливость этих умных людей, но поскольку я в принципе оптимистка, то думаю, что мы выпутаемся из этой ситуации достаточно удачно.

Порой история жестоко обманывает наши ожидания.

Последствия кризиса

Несмотря на моментальное снижение доходов медиахолдинга от рекламы по сравнению с предыдущим годом (–5 % в январе и –12 % в феврале), первые месяцы 1930 г. дали Насту повод для неудержимого оптимизма. Акции компании Condé Nast Publications Inc. даже подросли в цене и в конце марта обменивались по 57 долларов за штуку, то есть на 11 пунктов выше, чем в конце октября 1929 г.! Если бы хозяин Vogue был более суеверным, то приписал бы это чудо не менее удивительному рождению 16 января 1930 г. малышки Лесли-младшей. Глядя, как у этого прелестного создания просыпается интерес к миру, сложно было усомниться в способности жизни к преодолению самых тяжелых испытаний. Одним из них, еще до обвала Уолл-стрит, стала для Наста смерть его матери Эстер, пришедшаяся на этот annus horriblis (несчастный год (лат.). Старушка угасла 1 июля 1929 г., в возрасте 84 лет, в доме своего сына, в окружении толпы прислуги и сиделок. Примирилась ли она с мужским полом, прежде чем испустить дух? С ее уходом Конде Наст потерял самое дорогое его сердцу существо и лишился главного мотива для движения вперед.

Между тем множество проблем, требующих срочного решения, отвлекали его от этих экзистенциальных вопросов. В Нью-Йорке нужно было кем-то заменить ушедшего Чарльза Б. Кирклэнда, в течение одиннадцати лет возглавлявшего отдел рекламы и решившего в этот поворотный момент уйти на пенсию. В Париже довольно внезапно, после полутора лет службы, пришлось заменить Мейна Руссо Бохера, молодого американца, назначенного в апреле 1928 г. главным редактором. В доказательство того, что Париж мало интересовала международная обстановка, Бохер всего через несколько недель после краха на Уолл-стрит попросил своего работодателя о существенном повышении зарплаты. На этот раз Наст и Чейз даже не пытались разузнать причину и ответили решительным отказом.

Наст и его команда сумели превратить эту неприятность в удачный поворот событий. И в декабре 1929 г. читатели французского издания журнала Vogue узнали, что отныне журналом руководит Мишель де Брюнофф, брат Козетты Фогель, как и прежде, с помощью Жанны Рамон Фернандес, редактора светской хроники. Для Нью-Йорка расширение власти супругов Фогель и их клана над изданиями Наста в Париже означало комфорт в работе и душевное спокойствие. С 1922 г. Мишель де Брюнофф трудился вместе со своим зятем и сестрой в редакции журнала Jardin des modes. Он также достойно – хотя и на свой манер – временно исполнял обязанности уволенной Дороти Тодд. То есть все позволяло надеяться, что этот столь же жизнерадостный, сколь и компетентный мужчина