Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

Я взялся за преподавание. Всего у меня примерно 110 студентов в трех группах – гораздо больше, чем я предполагал, гораздо больше, чем мы договаривались. Это означает, что раз в неделю каждый из них сдает мне письменную работу, которую Я должен прочитать и оценить. Это самая унылая часть моей деятельности. Классные занятия я веду с удовольствием – все мы, как известно, обожаем слушать самих себя, и, по-моему, мои студенты удивляются, что такой молодой преподаватель знает так много. Даже если я не всегда точен, то неизменно красноречив, а это производит необходимый эффект. Да, есть у меня и студентки, по восемь-десять в каждой из групп, но я сохраняю дистанцию. Что касается того, «держусь ли я с достоинством», то не мне об этом судить, впрочем, тот, кто в двадцать три года напускает на себя важный вид, порой выглядит глуповато. Но, во всяком случае, на занятиях у меня порядок, и студенты ко мне хорошо относятся (если верить их словам). Например, в субботу один из них сказал мне, что все хотят попасть именно в мою группу, но, разумеется, я отношусь к таким заверениям иронически. Имей в виду, что некоторые мои коллеги преподают здесь по двадцать лет, и большинство из них работают уже четыре-пять лет, и что касается преподавания, то я еще зеленый новичок. Кроме того, Господь Бог (или Сатана) не наделил меня характером учителя. По натуре своей я поэт, художник, который просто вынужден поддаться неумолимым обстоятельствам. Не думай, что я ропщу на жизнь. Напротив, я ни о чем не жалею. Я близко познакомился с некоторыми новыми сторонами окружающей жизни, что в конце концов принесет мне немалую пользу.

Я стал здесь преподавать, как ты помнишь, при условии, что мне заплатят в общей сложности 1800 долларов за восемь месяцев. Эти деньги я получу, но мне их будут выплачивать, как оказалось, дольше, год – по 150 долларов в месяц. Одним словом, я кончу преподавать в сентябре, но со мной еще будут расплачиваться в течение пяти месяцев, а это, стало быть, означает, что сейчас мне придется перейти на режим строжайшей экономии. А ты же знаешь, что эконом из меня никудышный. Я вовсе не мот и расточитель. Просто деньги никогда не обладали – и, боюсь, никогда не будут обладать – для меня самоценностью. Мне все равно, есть они у меня или нет, и единственная радость от них состоит в том, что они помогают забыть, что я в них когда-то нуждался, – они дают мне возможность приобретать кое-что из прекрасных, радующих тело и душу предметов – картины, книги в переплетах ручной работы, – а также хорошую еду и вино, чтобы ублажать желудок.

Почему все это так, я не знаю. Я только знаю, что есть такой странный тип Томас Вулф, ростом примерно в шесть с половиной футов, а странный он потому, что не похож на славных киванцев, ротарианцев, толкачей, пресвитерианцев, торговцев недвижимостью – короче, не похож на типичного обывателя, а родился он 23 года назад в городке, где только и знали, что продавали и покупали недвижимость, пребывая в убеждении, что городок этот – замечательнейшее, благороднейшее, высоконравственнейшее, величайшее место на земле, где только и возможно жить по-настоящему. Разумеется, в городке этом не было ни писателей, ни художников, об Ибсене там и слыхом не слыхивали, имена Китса и Шелли мало кому что говорили, а про Шекспира было известно лишь, что его «проходят в школе». Тамошние жители презирали ту нетленную красоту, что во все эпохи созидали дух, разум, сердце человека, они вообще презирали все, что отличало человека от свиньи, все, что живет в веках. Того же, кто испытывал благоговение перед бесценными творениями человеческого гения, они объявляли «странным», а то и попросту «аморальным» ведь он любит искусство, под которым это стадо неотесанных глупцов понимало картинки с голыми женщинами.

Нет, я не осуждаю этих людей. Я не предаю их анафеме. Я очень люблю свой родной край. Провинциальность, мещанство, буржуазность они повсюду, от них, наверное, никуда не деться, но если ты смеешь отличаться от общей массы, тебя попытаются распять.

Неужели ты не понимаешь, что моим так называемым друзьям из Эшвилла решительно нет дела до того, что меня ожидает – успех или провал. Они вообще не умеют отличить одно от другого. Иными словами, если я сумею преуспеть (согласно моим представлениям об успехе) если я напишу глубокую, превосходную книгу или пьесу, они не смогут понять, что это успех, скорее всего, они вообще не станут меня читать им это покажется скучным, то ли дело «Гостиная, ванная и спальня» или стишки Эдгара Геста или д-ра Фрэнка Крейна и т. д.

Если же я потерплю неудачу, они могут счесть ее триумфом, например, если я сочиню дешевую, недостойную себя пьесу, полную мишуры, ведь благодаря этому я смогу заработать кучу денег. Ну а для Эшвилла это самое главное, не так ли?

Хоть у меня было плохо со временем, кое-что я все-таки написал. По-моему, профессор Бейкер на меня рассердился, когда Я решил пойти преподавать: я от него не получаю писем. Но чего не поделаешь: в этом году хлеб не растет на деревьях.

Скажи Мейбл, что я могу найти для нее жилье в любое время.

Комнату с ванной здесь, в отеле, за 2,50 или 3 доллара в день. Это глупо, конечно, приезжать в Нью-Йорк и разорять свои сбережения в дорогих отелях, когда есть тихие и чистые недорогие места.

Скажите ей, что я знаю два или три хороших маленьких итальянских ресторанов, где еда недорогая, коктейли по пятьдесят центов, а вино по семьдесят пять центов за пинту.

Береги себя и топи в доме, пока не потеплеет. Да сопутствует тебе удача в Майами. Только помни, мамочка, что жизнь штука жестокая и трагичная, и мы ничто в Великом Плане Создателя: в любой момент холодная безжалостная рука, которая уже отправила гнить в землю миллиарды и миллиарды, может отнять жизнь и у нас. Смотри же фактам в лицо и не закрывай глаза на очевидное. Когда ты говоришь, что лет через пять сможешь позволить себе передышку добившись благосостояния, насладиться плодами своих трудов, то помни: главное за это время не потерять способность радоваться жизни. Учти, что необходимость «еще потерпеть» пять лет плохая отговорка. Через эти пять лет может оказаться, что и наше время истекло. Помни, что рано или поздно все мы «получим передышку», только нам будет все