Ленинград: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Анна Юлиановна Броновицкая

на противоположном берегу Невы. Тогда как 60 лет назад определяющим фактором при проектировании последнего было именно наличие первого. Ленинградские архитекторы успешно справились с «искушением подавить XVIII век всей строительной мощью века нынешнего»[264] — и построили не Новый Арбат, как их лихие московские коллеги, а шесть скромных 8-этажек в два ряда и две башни по 13 этажей.

➧Это говорит не только о том, что «строительная мощь» концентрировалась в Москве, и не только об ином отношении к прошлому, но и о специфике петербургской оптики. Все-таки Нева здесь широка (300 с лишним метров) и в одном кадре два этих берега оказываются не слишком часто, а точек, откуда новый комплекс мог бы «наложиться» на монастырь, еще меньше. То есть вызов этот был скорее символическим, но для советского архитектора еще и мучительным: как, не затмив Растрелли, создать ему визави, достойного своего времени?

О. Почтенный. На Свердловской набережной. 1975

➧Ответ на этот вопрос так и не нашли, хотя искали честно: в 1960 году Ленпроект объявил внутренний конкурс на застройку участка — тогда еще именовавшегося «набережной Большой Охты». В конкурсе участвовали сильные мастера (Сперанский, Гольдгор, Барутчев, Васильев), и у всех были какие-то свои яркие ходы: высотный акцент на изгибе реки, площадь на оси собора, эспланада в двух уровнях[265]. Но, рецензируя эти проекты, Дмитрий Барагин все время употребляет слово «беспокойный», словно бы намекая, что не стоит так уж беспокоить Растрелли. В итоге работу над участком продолжили авторы не самого звонкого проекта (команда Александра Васильева), но это была не обычная советская трусость, а вызывающая ленинградская мудрость.

И. Мецхваришвили, М. Вланина и др. Конкурсный проект застройки Свердловской набережной, 1960

➧Большая Охта, как и Охта Малая, — это «парадиз мастерских и аркадия фабрик», которые возникли на местах былых дач, и слова Соломона Волкова о том, что стихотворение Бродского «От окраины к центру» (1962) «заново открывало официально как бы несуществующую — по крайней мере, в поэзии — сторону Ленинграда»[266], можно смело распространить и на архитектуру, в которой правый берег (до Финляндского вокзала) тоже практически отсутствовал. Освоение его районов (обе Охты, Полюстрово, Ржевка-Пороховые) началось в те же 1960-е годы, но у застройки береговой линии была особая задача: придать реке в этой части столь же благородный вид, как и в центре. Комплекс на Свердловской набережной рассматривался как пилотный проект, за которым должны были последовать 14-этажные офисные башни у Арсенальной улицы (где к ней должен был выйти так и не построенный мост с левого берега), жилые дома той же высоты у Заневского парка и 30-этажная гостиница на Малоохтинской набережной[267].

Проекты застройки правобережной набережной. Начало 1960-х

А. Васильев. Проект застройки Свердловской набережной. 1954

➧Вопрос о том, нужны ли тут вообще новые вертикали, все время обсуждается и резоны кажутся убедительными: «Проектируемые районы настолько обширны, что здесь невозможно ограничиться только Смольным собором как единственной высотной доминантой»[268]. Но главная проблема не столько в Смольном, сколько в том, что строить напротив него решено жилье. А что можно было выжать из жилья в начале 1960-х, когда страна взяла курс на экономию и стандартизацию, а такие образцы жилых ансамблей, как Тверская, Крещатик и Московский проспект, предала временной обструкции? Правда, делая в 1954 году дипломный проект на эту территорию, Васильев не видит проблемы в совмещении панельной конструкции с классическим декором, но потом гайки будут закручены, пояса затянуты, а в качестве послабления разрешат строить ансамбль Свердловской набережной не из панелей, а из кирпича. Но и им распоряжаться надо очень было экономно.

➧Единственной художественной возможностью остается контраст. Этот ход становится типичным для хрущёвской архитектуры: за неимением почти ничего, все решать контрастом этого «ничего» хоть с чем-нибудь. Барочного силуэта собора — с простыми объемами, вертикального — с горизонтальным, массы — с паузами. Именно так и собирает композицию Васильев: длинные пластины разрываются высокими башнями. Тире — точка — тире — точка — тире. Ход нехитрый, скоро он станет повсеместным, но здесь можно уловить дух супрематизма — в отличие, например, от Новоизмайловского проспекта{14}, который в то же время и на том же приеме строит Сергей Сперанский. Там пространство предельно разреженно, а тут, наоборот, спрессовано, но там и контраст резче: 5 этажей против 12. Здесь же «точки» едва-едва выглядывают за длинными «тире»: мало того, что они явно низковаты, они еще и отодвинуты на заднюю границу квартала — все с той же целью не затмить Растрелли.

➧По интернету кочует история (хорошо рисующая мутацию представлений о Советском Союзе) про то, как архитектурное начальство велело «для большей вместительности» прибавить один этаж, а Васильев «добился отмены этого решения — сохранил пропорции и типичную петербургскую горизонталь»[269]. Сам зодчий в интервью 1965 года рисует более сложную картину: секретарь горкома партии спросил авторов, не высоковаты ли дома, а те и сами сомневались, и радостно высоту опустили: с 9 до 8 этажей в домах-«тире» и с 16 до 13 в домах-«точках»[270]. Казалось бы, этажом больше, этажом меньше — такая ли уж большая разница? Но опять-таки — не для Ленинграда, «где шпиль, мерцающий за шторой, — привычной обстановки часть».

➧Однако, снизив высоту, авторам действительно приходится наращивать («для большей вместительности») плотность застройки, и в конце концов они доведут ее до рекордных 10 900 кв. м на гектар[271]. Новоселам большой радости это не приносит: планировки здесь практически те же, что и в хрущёвках, разве что кухни стали чуть больше: 7–8 кв. м вместо 5–6. Санузлы остались совмещенными, прихожие — такими же крохотными, потолки все те же 2,5 м, половина «двушек» — со смежными комнатами. И если в строящемся одновременно втором доме Ленсовета{15} похожую глубину комнат компенсируют «французские» окна в пол, то тут ее искупает только река в окне. Но с вида чай не пить, да и счастливчиков таких — лишь четверть ото всех жителей комплекса. На технике тоже экономили: дома-«тире» собраны из секций по 10 квартир, но при этом на всю секцию — один лифт. В «точках» — только крошечные «двушки» (от 27 до 35 кв. м), и лишь балконы, сплошь опоясавшие башни, хоть как-то утешают.

Эспланада Свердловской набережной. 1970-е