Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— поди ещё потрать их попробуй, коли ни дома, ни повара, ни конюха содержать не нужно. На платья столько тоже не потратить, пусть платья хоть по двести монет будут стоить и каждый месяц вы подобное платье шить надумаете.

Тут уже графиня поджала недовольно губы и, думая перевести разговор на другие темы, начала:

— Маршал цу Коппенхаузен приехал вчера ко двору…

— К дьяволу маршала, — резко произнёс Волков, — соизвольте ответить, откуда у вас долги?

Впрочем, он и сам, кажется, знал откуда. Смерть десятого графа Малена была слишком скоропостижной. Когда барон думал об этом, он понимал, что не обошлось тут без Агнес. Уж больно всё удачно сложилось для Брунхильды и её сына. Возможно, графиня заняла деньги, чтобы заплатить Агнес. Может быть, заняла деньги немалые. Зная целеустремлённость графини, он понимал, что та не остановится ни перед чем, если решит, что её сын должен быть графом. Ещё до смерти Гюнтера Дирка фон Малена фон Гебенбурга он думал, что она на подобное решится, хотя и воспрещал делать это. Слишком то было опасно. Но кто мог остановить её? Упрямая. Страшно упрямая баба, вырвавшаяся из самых низов на самый верх и во что бы то ни стало желающая своим детям тут, наверху, остаться. Разве такую остановишь? Впрочем, он уже смирился с этим. Ведь что ни говори, а юный одиннадцатый граф фон Мален, по утверждению многих, был похож на него. Сам он особого сходства с мальчиком не находил, но графиня, как и многие другие, и даже его жена Элеонора Августа, замечала, что в ребенке материнская кровь фамилии Фолькоф возобладала над отцовской кровью фамилии Маленов.

И генерала, конечно, радовала мысль, что его сын — будущий наследник известного титула, но он не переставал волноваться, дело было очень опасным. Вдруг такое вскроется — всё кончится плахой. Поэтому, как он ни уважал ум красивой этой женщины, сидящей перед ним, как ни восхищался её хитростью и умением приспособиться, доверять ей во всём, конечно же, не мог. Генерал встал, подошёл к ней, склонился и прошептал в лицо, чтобы никто другой его не слышал:

— Откуда у вас долги?

— Да что они дались-то вам? — графиня была уже и не рада, что завела этот разговор. — Сама как-нибудь разберусь с ними, — отвечала она так же тихо, как спрашивал барон. Но тот не унимался, повторял строго:

— Откуда у вас долги?

— Я купила поместье, — призналась Брунхильда. — Вот и долги.

— Поместье? — Волков не ожидал такого. Безусловно, шаг был разумный: земля всегда надобна.

— Да, поместье, для сына у меня всё есть, а моим дочерям где взять приданое?

— Неужто герцог не позаботится о ваших дочерях?

— Ах, — графиня небрежно махнула рукой, — дождёшься от него.

Волков немного успокоился и пошёл к своему креслу; сел в него, взял стакан и спросил:

— И сколько же вы должны?

— Сто сорок тысяч, — сразу ответила графиня, и добавила тут же: — Это без процентов.

Генерал поставил стакан на место, не сделав ни глотка:

— Это что же за поместье такое? Вы никак графство какое прикупили.

На что графиня ему ответа не дала, а махнула на него рукой: да какое там графство. И он снова стал спрашивать:

— Это кто же вам рекомендовал его купить? — он ещё не договорил, а ответ сам пришёл к нему в голову. Ответ был столь очевиден, что барон подивился тому, что только лишь сейчас об этом подумал. — Уж не ваш ли секретарь вас к тому надоумил?

Графиня снова ему не ответила, но теперь её ответ был барону и не нужен, картина вырисовывалась сама, оставалось только сделать уточнения.

— Ваш секретарь оформлял займы у банкиров?

— А что же, я сама не сильна в цифрах да разных банковских словах, ему доверила, — отвечала Брунхильда.

— Дура! — рявкнул генерал. — Что же ты, не понимаешь, что он тебя обворовывает? Откуда у него кольца на пальцах, откуда дорогое платье? Может быть, он знатен? Может быть, ждёт наследства?

— Нет, не знатен он, — отвечала графиня. Разговор этот ей был неприятен, но она от него больше не пыталась уйти. — Да и не может он меня обворовывать.

— Это ещё почему? — удивился Волков.

— Потому что он любит меня, — заявила Брунхильда.

— Любит?! — воскликнул барон. — Любит?!

— Он единственный, кто меня по-настоящему любит. Он мне на распятье поклялся.

— Дура! — снова рявкнул генерал. И для убедительности добавил. — Ду-ра! Документы на поместье у кого?

Глаза графини наполнялись слезами.

— У него, конечно, — отвечала несчастная. — Зря вы, братец, на него так взъелись. Он добрый молодой человек. Он мне желает только добра.

— Добра? — всё ещё раздражённо спрашивал барон. — А кто у тебя в твоём новом поместье управляющим служит? Не твой ли добрый молодой человек? Наверное, сам взялся управлять? А?

— Нет. Его знакомый. Очень честный человек.

— Откуда у твоего сопляка, который всю жизнь в замке Маленов таскался по постелям знатных бабёнок, честные знакомые среди управляющих? Дура! Они обирают тебя!

И тут он понял, что Брунхильде и самой так кажется. Скорее всего, она и завела этот разговор, чтобы он помог ей. Он чуть помолчал, дожидаясь, пока лакеи поставят блюдо с жареным поросёнком на стол, и, когда те удалились, заговорил:

— Как доеду до Малена, сразу попрошу у Кёршнера его бухгалтеров и юристов, пусть приедут и проведут аудит этого твоего поместья. Пусть выяснят, у кого ты денег взяла и под какие проценты.

— Спасибо вам, братец, — отвечала графиня. — Как стали счета приходить, так я стала волноваться, а к герцогу, понятное дело, я с такими вопросами подходить не решилась.

— Так зачем же ты покупала? — генерал всё ещё раздражён. И опять ему на его вопросы сами приходили в голову ответы. — Это он тебя на это подбил?

— Говорил, что дочерям должно быть приданое, — отвечала Брунхильда.

А Волков только диву давался: не понимал он, как эта хитрая и упрямая баба, которая пережила мужа и годами выживала при дворе, так легко могла попасться в сети такого ничтожного, хотя и смазливого жулика. И новая мысль осенила его:

— Он, значит, переживает о приданом для твоих дочерей? — генерал делает паузу. — Так от кого ты дочерей прижила? От герцога или от этого ничтожества?

— От герцога, конечно, — восклицает графиня.

Но барон давно с нею знаком, он опять чувствует, что женщина ему врёт. Скорее всего, эта курица и сама этого толком не знает.

— Дура! — шипит Волков. Комкает чистейшую салфетку и швыряет ею в жареного поросёнка.

Ему уже совсем не хочется есть.

⠀⠀