Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

Основной добычей являются тут чемоданы (углы) и корзины (скрипухи). Жаргонные эти определения весьма точны: чемодан ведь и в самом деле состоит из острых углов, а корзина – скрипит…

Похищают эти вещи по-разному. Один из самых остроумных и надежных способов – так называемый дуплет.

Для этой цели употребляется фальшивый чемодан; специальный полый каркас, обтянутый сверху дерматином или кожей. Стоит только какому-нибудь пассажиру опустить багаж на пол и отвернуться хотя бы на миг – и тотчас же возле него появляется вор. Ловко накрывает чужой чемодан своим – фальшивым. И спокойно, не торопясь, уносит добычу. Уносит ее, в сущности, на глазах у потрясенного ротозея!

Вообще вокзальные эти кражи – характерная особенность российского дорожного быта! Существует старая притча об одессите, вернувшемся в свой город из многолетних странствий. Сойдя с поезда и поставив на землю чемоданы, он говорит в растерянности: «Как все изменилось вокруг! Не узнаю Одессы». Затем озирается и замечает, что вещи его исчезли… И тогда восклицает – почти с умилением: «Вот теперь, моя родина, я тебя узнаю!»

Я сказал о «дорожном быте» не зря; Россия по сути своей страна кочевая. Кочевая как встарь, как и в древности. Великая и мятущаяся, она вся в пути! Она живет на вокзалах, ютится под гулкими бездомными сводами. Дремлет там и бесчинствует. Молится и сквернословит. Взыскует истину, и грешит, и ворует.

Я отчетливо ощутил российский этот дух во время своих скитаний. И тогда же зазвучали, забрезжили в душе моей образы, которые потом воплотились в таких стихах:

Я б судьбу свою не досказал,

если б я не вспомнил про вокзал!

Светофоры, крик перронов —

это века беспокойного приметы.

Время беспокойное связало

наши судьбы с суетой вокзала.

Он, как сердце, бодрствует всегда.

Бьется он тревожно и бессменно.

По просторам, по железным пенам,

разгоняет – гонит поезда.

И струятся, словно кровь державы,

красные товарные составы.

По суставам рельс, по ребрам шпал

катится грохочущий металл…

И летят, колесами куют,

сквозь сырой туман да горький ветер

поезда двадцатого столетья;

кочевой, обветренный уют!

Работа поездного вора в основном ночная. Взяв билет и погрузившись в поезд, майданник дожидается того мгновения, когда пассажиры уснут. Затем он обчищает их и скрывается, исчезает из купе на каком-нибудь полночном полустанке.

Брать билет, впрочем, необязательно. Каждый майданник имеет при себе специальные железнодорожные отмычки; они называются выдрами и дают возможность проникать снаружи в любой пассажирский вагон.

Большинство поездных воров поэтому предпочитает ездить не в самом вагоне, а под ним (в собачьем ящике) или же наверху, на крыше.

Там хорошо – наверху! Вольготно и весело. Упруго посвистывает ветер, мигают и кружатся по сторонам стремительные огни.

Огни клубятся и смешиваются с ночными светилами, и, глядя на них, порою кажется, будто летишь в пустоте, посредине звездного неба.

Вагонные крыши, однако, пригодны не только для созерцания. Существует еще одна особая разновидность майданников, работа которых связана именно с крышами! Я имею в виду тех, кто занимается не пассажирскими, а товарными поездами.

Поезда эти окрашены в кирпично-красный цвет (помните: «струятся, словно кровь державы, красные товарные составы») и на воровском жаргоне именуются краснухами.

Краснушники имеют дело с миллионными ценностями. Но добывать их не так-то легко! Вскрывать пломбированные, надежно охраняемые грузовые вагоны приходится, как правило, на полном ходу.

Зацепившись за вагонную крышу стальными крючками – кошками, поездные эти виртуозы (они всегда работают в паре, как альпинисты, страхуя друг друга) осторожно спускаются по канату к дверям, открывают их и, проникнув внутрь, сбрасывают похищенный груз под откос.

А затем и сами спрыгивают туда же – в ночь, в хлесткий ветер, в туманную, воющую мглу.

И вот этот момент – момент прыжка – самый рискованный в их работе, самый ответственный и страшный.

Краснушники зарабатывают хорошо, но живут, как правило, недолго…

Впрочем, с определенным риском связаны все поездные профессии. В принципе, любому майданнику приходится время от времени прыгать с поезда, спасаясь от преследования… Один из моих приятелей, не рассчитав прыжка, ударился однажды о телеграфный столб. Я до сих пор помню его лицо – раздробленную, скошенную челюсть и вытекшие глаза.

Вспоминается мне и другой случай.

Мы сидели на крыше вагона с Гундосым и еще с одним парнем по кличке Копыто.

Был вечер – прозрачный и ветреный. Наш поезд (экспресс Москва – Ростов) приближался к Воронежу. Вокруг по обе стороны полотна кружились синие, спеленутые сумраком степи. Ранние жидкие звезды брезжили над нею. И вдалеке, на горизонте, текла и гасла мутная тоненькая полоска зари.

– Хорошо все-таки, – сказал Копыто. – Люблю, братцы, вот так – на крыше… Просторно! И дышится легко!

Он поднялся, озираясь и щурясь. Потом поворотился к ветру спиной. И, стоя так, начал закуривать не спеша.

Я лежал на спине, подложив под голову руки. Внезапно надо мною, затмевая млечные огни, промелькнула решетчатая тень виадука. И тотчас раздался короткий, сдавленный крик. По ресницам моим и щекам хлестнули тугие капли крови. Я стремительно привстал, опираясь на локти, отыскивая взглядом Копыто… И не увидел его, не нашел.

Он исчез, сбитый низким пролетом моста. И там, где минуту назад он стоял, дымилась теперь его папироса; она катилась, гонимая ветром. А поодаль, метрах в трех от этого места, темнела, засевая крышу вагона, обильная багряная роса.

Вот и все. Подобных случаев я мог бы припомнить множество. Но, честно говоря, мне как-то не хочется этого делать. Любое воровское ремесло, как я убедился, всегда в конечном счете пахнет кровью.

Профессия майданника в этом смысле мало чем отличалась от других! И единственное, что меня утешало, – это то, что кровью здесь пахнет в основном не чьей-нибудь, не чужой, а своей…

Глава 16

Под колесами

Гундосый оказался неплохим учителем. Он был терпелив и внимателен. И в конце концов я как-то внутренне примирился с ним, успокоился, помаленьку стал забывать былую нашу вражду.

Для вражды этой, рассуждая здраво, не было теперь никаких оснований. Связанные общей тайной, мы с ним, по сути дела, давно уже являлись единомышленниками, а не врагами; соратниками, а не противниками. И Гундосый упорно доказывал мне это, доказывал не только в работе, но и в повседневном быту: ссужал деньгами, опекал, пестовал и постоянно подчеркивал при других дружеское, доброе ко мне отношение.

Блатных ребят, кстати сказать, на ростовской дороге было