Писательская рота - Сергей Егорович Михеенков

роду окончил Орловский кадетский корпус. Затем, уже твёрдо решив стать военным, окончил сначала 3-е Александровское училище, а потом курс Николаевской академии Генерального штаба. Во время Первой мировой войны на фронте. А до этого прошёл все ступени офицерской карьеры от командира пехотной роты до начальника штаба корпуса. К 1907 году он уже имел чин полковника. В 1913 году получил в командование 12-й пехотный Великолуцкий полк. В том же году женился на княжне Александре Леонидовне Оболенской, выпускнице Смольного института, дочери действительного статского советника Леонида Николаевича Оболенского, служившего тогда директором Юго-Восточной железной дороги. Старший брат жены, Николай Леонидович Оболенский, — курский и харьковский губернатор. В 1917 году, уже будучи ярославским губернатором, был арестован большевиками, но вскоре выпущен и, пользуясь временной свободой, успел уехать во Францию. Жил и умер в эмиграции.

Сын писателя Алексей Кириллович Симонов пояснял эту историю так: «Дело в том, что мой дед, Александр Григорьевич Иванишев, не был родным отцом моего отца. Константин Михайлович родился у бабки в первом браке, когда она была замужем за Михаилом Симоновым, военным, выпускником Академии Генштаба, в 1915 году получившим генерал-майора. Дальнейшая его судьба долго была неизвестна, отец в биографиях писал, что тот пропал без вести ещё в империалистическую войну, затем и вовсе перестал его поминать. <…> я нашёл письма бабки начала 1920-х годов её сёстрам в Париж, где она пишет, что Михаил обнаружился в Польше и зовёт её с сыном к себе туда. У неё в это время уже был роман с Иванишевым, да, видимо, было и ещё что-то в этих отношениях, что не позволило их восстановить. Но фамилию Симонов бабка всё же сыну сохранила, хотя сама стала Иванишевой».

Генерал М. А. Симонов во время Гражданской войны какое-то время служил при штабе 5-й армии Северного фронта. После подписания Брестского мира, по слухам, был в германском плену. Но уже в 1919 году числился среди активистов Российского общевоинского союза, затем вступил в Русский комитет в Варшаве. Занимался вербовкой русских эмигрантов, в основном офицеров и низших чинов, для отправки на юг, где собирались силы Белой гвардии. Сотрудничал с Борисом Савинковым. После развала эмигрантских структур преподавал математику и физику в русской гимназии в Варшаве. Из Варшавы он и написал письмо жене и сыну.

Александра Леонидовна в 1919 году из Петрограда уехала в Рязань, где познакомилась с бывшим полковником Русской армии А. Г. Иванишевым. Тот преподавал в военном училище тактику. Позже получил звание и полевую должность в РККА. Началась жизнь в гарнизонах, в военных городках. Так что быт, нравы и характер военной службы Кирилл Симонов впитал с детства и достаточно, чтобы потом о войне и военных писать точно и глубоко. Воспитывал его отчим по-мужски и по-отечески строго. Иванишев привил ему и любовь к армии и ко всему, что связано с военной службой. Кирилл Симонов потом с благодарностью посвятит ему поэму «Отчим».

В Рязани Симонов пошёл в школу. Семилетку оканчивал уже в Саратове, куда вскоре перевели красного командира Иванишева. После школы поступил в одно из фабрично-заводских училищ (ФЗУ), получил профессию токаря и пошёл работать на завод.

В 1931 году Иванишева направили для дальнейшего прохождения службы в Москву. Кирилл Симонов поступил на работу на авиазавод — по специальности, токарем.

Уже тогда начал писать стихи. Мечтал о поступлении в Литературный институт им. А. М. Горького. Вскоре мечта его осуществилась. Но работу на заводе не бросал, два года совмещал работу и учёбу.

В 1934 году как молодой писатель из рабочей среды по командировке Гослитиздата ездил на Беломорканал. Там на великой стройке социализма в то время «перековывали» преступный элемент.

В 1935 году сестёр Александры Леонидовны, урождённых Оболенских, власти выселили в оренбургскую степь. Симонов впоследствии признавался: «У меня было очень сильное и очень острое чувство несправедливости совершённого». Обе тётки Симонова там, на поселении, умерли.

В 1938 году окончил Литинститут. Стихи уже печатались в «толстых» журналах — «Октябрь» и «Молодая гвардия». В том же 1938 году в жизни молодого поэта произошло сразу несколько ярких событий, во многом определивших его будущее: принят в Союз писателей СССР; зачислен аспирантом Московского института философии, литературы и истории (МИФЛИ); издана поэма «Павел Чёрный».

А уже в следующем году начались его фронтовые дороги. Направлен на Халхин-Гол в качестве военного корреспондента. Доучиваться в аспирантуру он так и не вернулся. Вообще 1939 год сильно изменил его жизнь. Во-первых, он стал Константином Симоновым. А во-вторых, сомкнулись две линии его творчества: стихи и военная проза, которая рождалась в журналистских, корреспондентских блокнотах, а потом медленно, как это происходило у многих военкоров, начала перетекать в книги.

На Халхин-Голе он познакомился с Георгием Константиновичем Жуковым, в то время командиром корпуса, командующим Халхин-гольской группировкой советско-монгольских войск. В книге «Далеко на востоке (Халхин-гольские записки)» Симонов оставил рельефный и удивительно точный портрет будущего маршала Победы. Симонов, пожалуй, первым разглядел в тогдашнем комкоре железный характер, твёрдость человека долга и незаурядные полководческие способности. Интересны детали той дальней командировки.

«В июне 1939 года, — пишет Симонов, — к тогдашнему начальнику ПУРа Мехлису пригласили группу, как тогда нас называли, “оборонных” писателей, и он предложил нам поехать в течение лета и осени в командировки в разные части Красной Армии. Все хотели ехать на Халхин-Гол, но послали туда только Славина, Лапина и Харцевина, видимо как людей, уже знавших Монголию. Они поехали вслед ранее уехавшему туда Ставскому. Мне предстояла осенью поездка на Камчатку, в находящуюся там воинскую часть. Вместо этого во второй половине августа меня вдруг вызвали в ПУР к Кузнецову (Мехлис, которого он заменял, в это время был на Халхин-Голе) и спросили, готов ли я ехать в Монголию. Я сказал, что готов.

Как сейчас помню, Кузнецов спросил меня:

— Как, ничего не жмёт?

Я сказал, что не жмёт.

Как выяснилось впоследствии, вызов объяснялся тем, что Ортенберг, редактор газеты армейской группы, действовавшей на Халхин-Голе, телеграфно запросил “одного поэта”.

Когда я сказал, что готов ехать, то выяснилось, что ехать нужно сегодня же, с пятичасовым экспрессом. Происходило всё это в час дня. Кое-как успели выписать мне литер и выдать деньги. Обмундирование выдать не успели, сказали, что выдадут на месте.

На пятые сутки я был в Чите, а через сутки уже летел на пассажирском самолёте с окошечками в Тамцаг-Булак — тыловой городок, где стоял второй эшелон нашей действовавшей в районе Халхин-Гола армейской группы.

Когда мы летели, лётчик вышел из кабины и, обращаясь к нам, сказал, чтобы мы смотрели за воздухом. Я долго смотрел “за воздухом”, не обнаружил в нём ничего особенного, но с удивлением увидел, что все остальные тоже внимательно смотрят “за воздухом”, в котором, видимо, и они ничего такого не замечали. Только впоследствии я выяснил, что фраза “смотреть за воздухом” предполагала наблюдение за тем, не появятся ли японские истребители. Тогда я