Россия и мир в 1954 году. Роман-досье в биографиях, фактах, событиях, датах и цифрах - Николай Владимирович Переяслов

коммунизма. В современных условиях метод социалистического реализма требует от писателя понимания задач завершения строительства социализма в нашей стране и постепенного перехода её от социализма к коммунизму».

ЦК партии указал на широкие возможности проявления творческой инициативы, поисков разнообразных форм и стилей литературы социалистического реализма в соответствии с индивидуальными склонностями и вкусами писателей.

В ответ от имени большинства советских писателей М. А. Шолохов в своей речи на съезде заявил: «О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто мы пишем по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и родному народу, которым мы служим своим искусством».

Как написали практически все центральные газеты того времени, «воодушевлённый обращением Центрального Комитета КПСС, съезд прошёл в атмосфере единодушного осознания великих задач советской литературы, в атмосфере критики и самокритики, под знаком единства всех писателей, преданных своей великой Родине, делу построения коммунизма…»

Как отмечали многие участники писательского съезда, решающим условием творческих успехов являются глубокое знание жизни и активное участие в борьбе за коммунизм. Только писатель, кровно связанный с жизнью и вооружённый передовыми идеями, может правильно понять и осветить те сложные процессы, которые происходят и в международной жизни, и в жизни Советской страны.

Завершая свою работу, II Всесоюзный съезд советских писателей обратился со словами горячего привета и благодарности к Коммунистической партии Советского Союза, ведущей советскую литературу вперед, к новым достижениям и победам. В этом обращении говорится: «Мы, делегаты Второго съезда писателей СССР, хорошо знаем, что, несмотря на все свои достижения, наша литература ещё далеко не достаточно осуществляет своё высокое призвание. Стремительно развивающаяся действительность страны социализма требует своего воплощения в монументальных произведениях, в образах большой художественной силы… Только упорный и бескорыстный труд, каким является труд подлинного художника слова, в соединении с большой культурой и большим мастерством может приблизить нас к осуществлению духовных запросов и требований нашего народного читателя…

Призыв к высокой идейно-художественной требовательности объединяет писателей разных поколений, разных национальностей. Но мы сделали для народа меньше, чем мы можем и должны сделать!

Писать так, чтобы молодёжь и дети брали себе в товарищи наших литературных героев, ставили их в пример! Писать так, чтобы читатель-труженик следовал за нашим героем в мир творчества и борьбы за утверждение величественного нового строя разумных и прекрасных человеческих отношений!

Писать так, чтобы в самых далеких странах для обездоленных людей наше слово звучало, как слово друга и брата, поддерживающее в трудной борьбе, звучало, как гимн свободе!»

Писатели заверили ЦК КПСС в своей решимости коренным образом улучшить работу своего союза, усилить самокритику в своих рядах, покончить со всеми проявлениями самоуспокоенности и зазнайства и вести постоянную борьбу со всяческими отклонениями от социалистического реализма, с проявлениями буржуазного национализма и космополитизма, с влияниями натурализма и формализма…

Однако принимавший участие в работе II съезда писателей Вениамин Каверин писал позднее, что съезд оказался «похож на тусклое зеркало из жести, в котором отражалась не литература, а настороженность, встречающая прямой и откровенный разговор о литературе». Хотя что касается самого Каверина, то он говорил как раз честно и смело и одним из первых – а может быть, и первым – сказал, что необходимо восстановить имена писателей, несправедливо вырванных из литературы. В частности, им было упомянуто творчество Михаила Булгакова, о котором не упоминали с 1940 года, так как это имя было под запретом.

«Я вижу литературу, – говорил он, – в которой редакции смело поддерживают произведения, появившиеся в их журналах, отстаивая свой самостоятельный взгляд на вещи и не давая в обиду автора, нуждающегося в защите… Я вижу литературу, в которой любой, самый влиятельный отзыв не закрывает дорогу произведению, потому что судьба книги – это судьба писателя, а к судьбе писателя нужно относиться бережно и с любовью… Я вижу литературу, в которой приклеивание ярлыков считается позорным и преследуется в уголовном порядке, которая помнит и любит своё прошлое. Помнит, например, что сделал Юрий Тынянов для нашего исторического романа и что сделал Михаил Булгаков для нашей драматургии…»

Были и другие смелые выступления, показавшие, что жизнь не стоит на месте, а развивается и неуклонно движется вперёд, отбрасывая всё старое и косное и стремясь к новому и светлому. Оценивая годы, прошедшие от первого до второго съезда писателей, писатель Илья Эренбург в VII книге своих мемуаров «Люди, годы, жизнь» так писал об этом съезде:

«В течение двадцати лет и писателей, и читателей старались отучить от неподходящих мыслей. Однако многие выступления на втором съезде были интересными: писатели защищали достоинство литературы… М. С. Шагинян сказала: «У критика, знающего, что роман хороший, знающего, что доводы против него неубедительны и бездоказательны, не хватает простого гражданского мужества встать на защиту романа и страстно за него бороться. Тем самым критик показывает, что ему, в сущности, очень мало дела до действительной оценки вещи, до ее правильного раскрытия, а главное, к чему он стремится, – это попасть в тон установившейся конъюнктуры…» Вот слова М. И. Алигер: «Виноваты условия литературной жизни, обстановка, сложившаяся в последние годы в Союзе писателей, где творческий разговор подменяется нередко начальственным стучаньем кулаков по столу, а всякое раздумье, попытка по-своему осмыслить и решить тот или иной вопрос, всякое доброе критическое намерение сразу именовались разными страшными словами».

О. Ф. Берггольц привела пример: «Ещё в 1949 году мы с вами знали, что пьеса Сурова «Зелёная улица» – плохая пьеса и тоже лежит, по сути, за гранью литературы. Однако что было при обсуждении этой пьесы? Я перед съездом нашла номер «Литературной газеты» и руками развела, прочитав на одной странице высказывания Софронова, что у него при чтении этой пьесы «растут крылья», на другой странице – К. М. Симонова, который говорит, что Суров «прокладывает новую лыжню в искусстве».

С. И. Кирсанов взывал: «Нам противопоказан учрежденческий стиль работы, и в нашем Союзе не должно быть ни начальников, ни просителей, ни условий, порождающих тех и других». Поэт Александр Яшин высмеивал рассуждения «критиков»: «Замордовали лирику – и нас же в этом винят… Из любовной лирики у нас не вызывали ничьих возражений и прославлялись разве только стихи о вечной верности собственной супруге. Но чтоб не было никаких ссор, никаких размолвок и подозрений, насаждался своеобразный лирический бюрократизм». В. К. Кетлинская, рассказав, как роман Веры Пановой «вдруг» начали чернить, так закончила своё выступление: «Мы хотим и требуем, чтобы любители проработок и убийственных ярлычков просто не могли просочиться на страницы печати, чтобы каждая такая