Россия и мир в 1954 году. Роман-досье в биографиях, фактах, событиях, датах и цифрах - Николай Владимирович Переяслов

Шли на смерть твои сыны,

Легендарный Севастополь,

Неприступный для врагов.

Севастополь, Севастополь —

Гордость русских моряков!

Если из-за океана

К нам враги придут с мечом,

Встретим мы гостей незваных

Истребительным огнем.

Знает вся страна родная,

Что не дремлют корабли,

И надежно охраняет

Берега родной земли

Легендарный Севастополь,

Неприступный для врагов.

Севастополь, Севастополь —

Гордость русских моряков!

Композитор постоянно приезжал в Севастополь, чтобы с Ансамблем песни и пляски Черноморского флота разучить свое произведение и проверить его звучание в оркестре и хоре. Работа над песней с флотским ансамблем, а затем со всеми самодеятельными хоровыми коллективами города и флота, которые составили многотысячный сводный хор, готовившийся выступить на открытии памятных торжеств, продолжалась около месяца. И все это время композитор был с оркестром и хором.

Впервые песня «Легендарный Севастополь» была официально исполнена Ансамблем песни и пляски ЧФ в Доме офицеров флота в канун Дня ВМФ СССР для представителей командования, политуправления, Военного совета флота, воинских частей, кораблей, городских партийных органов, депутатов горсовета. 17 октября 1954 года, в день проведения мероприятий в честь 100-летия обороны Севастополя 1854–1855 годов, на стадионе флота песню спел пятитысячный объединенный хор моряков и жителей Севастополя – участников художественной самодеятельности в сопровождении сводного военного оркестра.

Город-герой принял песню, она стала по праву его музыкальной эмблемой, а с 1994 года – его гимном.

* * *

В 1954 году были изданы материалы Нюрнбергского процесса, на котором был вынесен обвинительный приговор главарям нацистского рейха, признанным виновными в совершении «преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности <…>, выражавшихся в том, что обвиняемые намечали и осуществляли бесчеловечные войны против стран и народов, нарушая все правила и обычаи ведения войны, систематически применяя такие способы, как убийства, зверское обращение, посылка на рабский труд гражданского населения оккупированных территорий, убийства, зверское обращение с военнопленными и лицами, находящимися в плавании в открытом море, взятие и убийство заложников, грабёж общественной и частной собственности, бессмысленное разрушение больших и малых городов и деревень и не оправданное военной необходимостью опустошение».

В обвинительном заключении отмечалось следующее: «Общим планом или заговором предусматривались, а подсудимыми предписывались к исполнению такие средства, как убийства, истребление, обращение в рабство, ссылки и другие бесчеловечные акты как в Германии, так и на оккупированных территориях, совершенные до и во время войны против гражданского населения, преследование по политическим, расовым и религиозным мотивам, во исполнение плана по подготовке и осуществлению беззаконных или агрессивных войн. Многие из таких действий были совершены в нарушение внутренних законов соответствующих стран. <…> Такие убийства и жестокое обращение имели место в концентрационных лагерях и подобных учреждениях, устроенных обвиняемыми, и, в частности, в концентрационных лагерях в Бельзене, Бухенвальде, Дахау, Бриндоние, Грини, Натцвайлере, Равенсбрюке, Вугте и Амерс-фурте и в значительном количестве крупных и мелких городов и деревень, включая Орадур-сюр-Глан, Тронхейм и Осло. <…> Произвольные аресты совершались по политическим и расовым мотивам; они были как индивидуальными, так и коллективными. Эти аресты сопровождались жестоким обращением и пытками, производившимися самыми разнообразными способами, такими, как погружение в ледяную воду, удушение, вывёртывание конечностей и использование таких инструментов пытки, как железный шлем и электрический ток, что практиковалось во всех тюрьмах и в камерах пыток, оборудованных в застенках гестапо.

В концентрационных лагерях условия жизни и режим были таковы, что процент смертности (приписываемой якобы естественным причинам) достиг огромных размеров…».

Подобное заключение можно было составить также и в отношении того произвола, который царил в следственных тюрьмах и исправительно-трудовых лагерях самого СССР, где начиная с 1920-х годов в нечеловеческих условиях содержались сотни тысяч, а то и миллионы заключённых, однако этого сделано не было. Ни в 1954 году, ни позже. И эту тяжёлую работу опять пришлось брать на себя литературе, которая запечатлела эти преступления в монументальных романах-исследованиях Александра Солженицына, трагедийно-болевой прозе Варлама Шаламова, надрывных воспоминаниях Надежды Мандельштам, правдиво-жёстких стихах Юрия Домбровского, а также лагерных произведениях в стихах и прозе целого ряда других писателей-сидельцев. Не всё в их книгах оказалось безупречно объективным, не всё беспристрастным, но если бы эти книги не были написаны, то чем бы тогда литература оправдала своё существование в эти тяжёлые и горькие годы?..

4. Слово и власть

Освобождение от въевшегося в людские души «культа личности» И. В. Сталина проходило медленно и трудно. Сама власть, развенчивая своего вчерашнего вождя, во многом продолжала жить его наследием, используя те же авторитарные методы, которые он насаждал во все годы своего долгого правления. Но если одна часть творческой интеллигенции испытывала огромное облегчение от лопнувших пут немоты и исчезнувшей наконец-то угрозы оказаться репрессированным за свои философские и художественные взгляды, то другая в это же самое время не могла не ощущать навалившейся на них пустоты, образовавшейся на месте ушедшего лидера нации. Кроме того, безоговорочно признать Сталина тираном и душегубом означало признаться в том, что ты многие годы добровольно поклонялся кровавому деспоту и восхвалял своим творчеством его жестокие деяния, так что не удивительно, что в произведениях некоторых авторов начали появляться попытки объяснения своей слепой веры в вождя, оправдывающие долгие годы молчания и подчинения его воле. Вольно или невольно мотивы такого рода влекли за собой также и стремление обелить Сталина, выдвинуть на первое место те его славные дела, в свете которых не так негативно воспринимались бы и их собственные слабости.

Константин Симонов вспоминал крайнее негодование, вызванное в верхах опубликованной 19 марта 1953 года в редактируемой им «Литературной газете» статьей, согласно которой «самая важная» задача советской литературы состояла «в том, чтобы во всём величии и во всей полноте запечатлеть… образ величайшего гения всех времен и народов – бессмертного Сталина». За эту статью Симонов в скором времени был снят с поста главного редактора.

Похожий проступок совершил также Александр Трифонович Твардовский, опубликовавший в мартовском номере 1954 года (то есть как раз к первой годовщине смерти И. В. Сталина) в возглавляемом им в то время журнале «Новый мир» очередной фрагмент из сочиняемой им с 1950 года поэмы «За далью даль», в котором, по сути дела, выступил против линии тогдашней верховной власти, направленной на развенчание величия образа Иосифа Сталина и борьбу с последствиями культа его личности. В частности, он в ней писал, объясняя свою (а также огромного количества