Россия и мир в 1954 году. Роман-досье в биографиях, фактах, событиях, датах и цифрах - Николай Владимирович Переяслов

Почему его нету с тобою?

Неужели погиб он в бою

Иль, оторван от дома судьбою,

Пропадает в далёком краю?

Где б он ни был, но в это мгновенье

Здесь, в кино, я уверился вновь:

Бесконечно людское терпенье,

Если в сердце не гаснет любовь.

Николай Рубцов

Тихая моя родина

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи…

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

– Где тут погост? Вы не видели?

Сам я найти не могу. —

Тихо ответили жители:

– Это на том берегу.

Тихо ответили жители,

Тихо проехал обоз.

Купол церковной обители

Яркой травою зарос.

Там, где я плавал за рыбами,

Сено гребут в сеновал:

Между речными изгибами

Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина

Там, где купаться любил…

Тихая моя родина,

Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,

Тот же зелёный простор.

Словно ворона весёлая,

Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная!..

Время придет уезжать —

Речка за мною туманная

Будет бежать и бежать.

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Евгений Евтушенко[5]

Я сибирской породы

Я сибирской породы.

Ел я хлеб с черемшой

и мальчишкой паромы

Я тянул, как большой.

Раздавалась команда.

Шёл паром по Оке.

От стального каната

были руки в огне.

Мускулистый,

лобастый,

я заклёпки клепал,

и глубокой лопатой,

как велели, копал.

На меня не кричали,

не плели ерунду,

а топор мне вручали,

приучали к труду.

А уж если и били

За плохие дрова —

потому, что любили

и желали добра.

До десятого пота

гнулся я под кулём.

Я косою работал,

колуном и кайлом.

Не боюсь я обиды,

не боюсь я тоски.

Мои руки обиты

и сильны, как тиски.

Всё на свете я смею.

Усмехаюсь врагу,

потому что умею,

потому что могу.

Николай Глазков

Про чертей

В чертей хоть верьте, хоть не верьте,

Но я скажу вам не шутя:

Мне начали являться черти

От многодневного питья.

Они являлись мне ночами

Из тьмы безграмотных веков

И с подоконника кричали:

– Глазков, Глазков, Глазков, Глазков!

Те черти вовсе обнаглели

И сразу после пьянваря

Расположились на постели,

Мне ничего не говоря.

Они в количестве немалом

Обрушивались на кровать,

Барахтались под одеялом

И, так сказать, мешали спать.

Нечистый этот шум, однако,

Меня нисколько не смущал:

Я пил живительную влагу,

Когда потребность ощущал.

Что черти мелкие поэтам?

Их не должны пугаться мы!..

Но как-то раз перед рассветом

Ко мне явился сам князь тьмы.

Он, серый, словно весь из дыма,

Стал дуть что было адских сил —

И я весомо, грубо, зримо

Смертельный холод ощутил…

С тех пор… Да сгинет сила злая!

Я самому себе не враг:

И водку не употребляю,

А лишь по праздникам коньяк.

* * *

В том же 1954 году в Москву после амнистии возвратился из ссылки арестованный в 1947 году поэт Наум Коржавин (Мендель), начавший с этого года зарабатывать себе на жизнь переводами.

* * *

В 1954 году композитором В. И. Мурадели и поэтом П. М. Градовым был создан гимн города-героя Севастополя – песня «Легендарный Севастополь», написанная к 100-летию первой героической обороны города 1854–1855 годов и к 10-летию освобождения Севастополя от немецко-фашистских захватчиков. Песня утверждена официальным гимном города-героя Севастополя решением I сессии горсовета XXII созыва от 29 июля 1994 года.

В 1954 году в Севастополе широко отмечалось 100-летие героической обороны города. Перед этим моряки-черноморцы обратились к композитору Вано Мурадели с просьбой написать для города песню, посвященную предстоящему памятному событию. У многих севастопольцев в памяти был концерт флотского ансамбля песни и пляски, руководимого Мурадели, состоявшийся в 1944 году сразу после освобождения города от гитлеровских захватчиков.

От имени командования флота, моряков и жителей города к композитору обратился вице-адмирал Николай Михайлович Кулаков, и Вано Ильич с гордостью воспринял это почетное поручение.

Для песни нужны были слова. Сначала В. Мурадели обратился к поэту Александру Жарову, автору слов «Заветного камня». Жаров стихи написал, они были положены на музыку, но они показались Вано Ильичу не очень выразительными. Однако делать новый вариант поэт отказался.

Тогда композитор обратился к другому поэту – Петру Градову. Он согласился, тема была ему очень близка. Прочел все, что было под рукой о защитниках города в Крымскую войну и в дни Великой Отечественной. А через день после этого разговора, когда поэт привез Вано Ильичу стихотворение «Легендарный Севастополь», тот прочел слова два-три раза, задумался. Потом остановил взгляд на собеседнике, удивился, будто впервые увидев его, невнятно пробормотал: «Я позвоню, позвоню…» – и направился к роялю… Через несколько дней будущий гимн Севастополя был готов к прослушиванию.

Ты лети, крылатый ветер,

Над морями, над землёй,

Расскажи ты всем на свете

Про любимый город мой.

Всем на свете ты поведай,

Как на крымских берегах

Воевали наши деды

И прославили в боях

Легендарный Севастополь,

Неприступный для врагов.

Севастополь, Севастополь —

Гордость русских моряков!

Здесь мы в бой, святой и правый,

Шли за Родину свою,

И твою былую славу

Мы умножили в бою.

Скинув черные бушлаты,

Черноморцы в дни войны

Здесь на танки