Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

вечером мы навестили Барбару Стрейзанд после выступления в отеле «Интернэшинал», который теперь называется «Хилтон». Это было классическое выступление Стрейзанд, и Элвис, выпивший чуть больше «кровавых Мэри», чем следовало бы, хотел лично похвалить Барбару. Нас отвели за кулисы, в ее гримерку, и первым, что Элвис ей сказал, было:

– Что ты такого нашла в этом Эллиотте Гулде? Я всегда терпеть его не мог.

Стрейзанд в своей типичной манере ответила:

– В смысле? Это ж отец моего ребенка!

Элвис не нашелся, что ответить.

Были у него и другие любимчики: Артур Прайсок, Джон Гэри, оперный певец Роберт Меррилл, Брук Бентон, Рой Орбисон, песня Where Has Love Gone? в исполнении Чарльза Бойера.

Он терпеть не мог певцов, которые, как он говорил, «технику знали, но пели вообще без эмоций», и таковыми он считал Мела Торме и Роберта Гуле. По их вине два телевизора были прострелены патронами «магнум» 357-го калибра.

36

Вернон и Лиза, 1973 год

Пятилетний контракт Элвиса с «Метро-Голдвин-Майер» закончился в 1968 году, и он наконец был свободен пробовать себя в чем-то новом. Даже Полковник признавал, что карьера Элвиса нуждалась в новом толчке. Компания «Эн-би-си» предложила ему снять его собственный телеконцерт, режиссером которого выступит новичок по имени Стив Биндер. Не был установлен четкий формат, но идея звучала соблазнительно, да и деньги предлагали хорошие. Тот факт, что там не было никакого сценария – он был в «открытой разработке», – заставил Полковника сильно усомниться в этом предложении. Он потребовал больше контроля, но Элвис хотел встретиться со Стивом, посмотреть, сработаются ли они, говорят ли они на одном языке.

Элвис уже много лет не появлялся на телевидении и очень нервничал. Стив оказался намного моложе, чем ожидал Элвис, очень внимательным, не говорил на повышенных тонах – совсем не как представители студий, с которыми он привык работать; то были мужчины намного старше, с прочно сформировавшимися мнениями о том, в какую упаковку запечатывать Элвиса и как его продавать. Впервые за много лет Элвису хотелось творить. Стив Байндер заручился его доверием и сумел позволить Элвису просто быть Элвисом. Стив наблюдал, мотал на ус, изучал повадки Элвиса, запоминал, что расслабляло звезду, а что напрягало.

Во время встреч Стив чувствовал страх Элвиса, который уже много лет не выступал перед живой аудиторией, но замечал, что Элвис слово оживал в гримерке перед выходом в зал, репетируя с музыкантами.

Каждый день он чувствовал все больше уверенности и радости в связи с новым проектом, снова гордясь своей внешностью – он стал следить за весом, следовать диете, тесно сотрудничать с дизайнером шоу, Биллом Белью; вместе они создали такой костюм, в каком его никто не видел уже много лет – из черной кожи.

К моему удивлению, он сказал:

– Сатнин, я так глупо чувствую себя в этом костюме. Как ты считаешь, я нормально выгляжу?

Элвис знал, что это шоу невероятно важно для его карьеры. У него не было права на ошибку. На протяжении двух месяцев он работал усерднее, чем на всех своих фильмах, вместе взятых. Это было главным событием в его жизни.

* * *

В тот период я открывала для себя совершенно новую музыку: Андрес Сеговия; Blood, Sweat and Tears; Чайковский; Santana; Мейсон Уильямс; Равель; Сержио Мендес; Герб Алперт… и мне безумно хотелось поделиться новыми радостями, музыкой и танцами, с мужем. Мне хотелось вернуть энергию в наши отношения, я надеялась укрепить наш брак. Разговоры за столом теперь велись о Леонарде Бернстайне[25] и Карлосе Монтойя[26], но они совершенно не интересовали Элвиса; все его мысли были поглощены телеконцертом.

Его подолгу не было, а когда мы все-таки виделись, наше общение было совершенно поверхностным. Каждый из нас был погружен в свои отдельные дела, у нас не было ничего общего, кроме ребенка. Я старалась быть деликатной с Элвисом – я знала, что мы отдаляемся друг от друга. Но поскольку он был настолько погружен в свой концерт, я понимала, что последнее, что ему сейчас нужно, – это мои слова, что я боюсь, будто мы отдаляемся друг от друга.

Когда его не было, я занималась воспитанием Лизы, а также посещала занятия танцами по утрам, балетом – по ранним вечерам, джаз – по вечерам (иногда он заканчивался только в час ночи). Теперь я занималась с новым инструктором, который использовал меня в качестве модели, чтобы показывать движения на вечерних занятиях. Многие ученики были профессиональными танцорами. Я очень старалась стать частью танцевального коллектива, репетировала каждый день по четыре часа, чтобы освоить новый номер, постоянно добиваясь новых успехов, и в конце концов меня взяли в коллектив, и я инкогнито выступала по выходным в колледжах в районе Лос-Анджелеса.

Телеконцерт Элвиса прошел просто прекрасно, он получил самые высокие рейтинги из всех выпусков этого года, а его финал – If I Can Dream, стал его первой за много лет пластинкой, которую скупили миллионами. Мы все устроились вокруг телевизора, чтобы посмотреть шоу, нервно ожидая реакцию публики. Элвис все время был нервным и напряженным, но как только стали поступать звонки, мы сразу поняли – это новый триумф. Он не утратил свои навыки. Он по-прежнему был королем рок-н-ролла.

Это стало подарком для нас обоих. Часы, которые я посвящала танцам, освобождали его от обузы – моей от него зависимости. Мой новый интерес не представлял угрозы в том смысле, в каком представляла бы моя работа. Я по-прежнему всегда была рядом, чтобы удовлетворять все его потребности, чего он и ожидал от жены, но при этом могла создавать свой мир, больше не чувствуя угрозы от величины мира Элвиса. Я росла, училась, развивалась как личность.

Наслаждалась я этой новой свободой недолго; один из новых членов команды решил самостоятельно проследить за тем, куда и во сколько я хожу. Он сообщил Элвису, что я выходила из студии танцев поздно ночью, и спросил, хочет ли Элвис, чтобы он продолжал слежку. Непредсказуемость Элвиса в очередной раз меня поразила. Казалось бы, такой нестабильный человек должен был взорваться. Но нет, он ни в чем не стал меня обвинять. Он сказал только:

– Малышка, поговаривают, что ты поздно ночью возвращаешься из танцевальной студии.

– Да, это правда. Ты же знаешь, я состою в коллективе. Я не одна оттуда ухожу. В это время кончаются занятия.

Я умоляла его рассказать мне, кто за мной шпионил, но он отказывался, говоря только: