Российский колокол № 3–4 (35) 2022 - Литературно-художественный журнал

глубь языка, к его истокам. В этой статье археолингвистика рассматривается в русле теории структурной антропологии. Протолингвистика – как общее понятие доисторического языка, археолингвистика – метод его исследования.

В языкознании существует аксиома: языковая связь с первобытным прошлым безвозвратно потеряна, за пределами письменности начинаются гипотезы. Остается скептицизм в компаративистском поиске дальнего родства языков, остается утверждение, что устойчивая лексика является немотивированной. Однако любая аксиома должна подвергаться сомнению. Как говорил Галилео Галилей, лишь со смертью догмы начинается наука. Надо спуститься с небес нынешнего языка и до конца усвоить то, что сегодняшним упакованным лингвистическим багажом нельзя изучить его прошлое. Оно другое. У него нет того, что мы усвоили за многие тысячелетия. Человек по крохам оставлял звериные свойства и по крохам постигал природные законы. Не надо нынешние понятия втискивать в голову животного; если считать, что они не дарованы свыше – бессознательные, непонятные, странные, явившиеся из ниоткуда, но ныне всем понятные звуки, – то надо искать их генетический базис в глубинах времен человеческого общения. Не придумывать, не приписывать им нынешние нарративы. Часто этимологи приписывают свои понимания тем животным, что были у истоков языка. Это были именно животные, не имеющие представления обо всем, что их окружает. Они не понимали ни белого, ни черного… Их отношение к вещам то же, что и сегодня у собак, лошадей, обезьян… Мы говорим «древний» человек, но он еще не был человеком, а сначала – просто животным, потом полуживотным, человеко-животным, дочеловеком…

И чтобы понять мир в различии и взаимодействии, ему требовались тысячи и тысячи лет эволюционного развития, чтобы образовать нынешнюю абэвэгэдэйку. Если считать, что язык сразу явился человеку во всем его сегодняшнем прекрасном обличии, то надо обратиться к библейскому толкованию и поверить, что вначале было слово, свалившееся с неба как манна небесная. Язык-явление воспринимается потому как нечто сакральное, богоданное, что его происхождение и структура труднопостижимые, на уровне бессознательного мышления. Этот дар, полученный человечеством, фетишизируется, что мешает научному исследованию. Но если его придумали не на небесах, а человек создал сам свою речь в ее примитивном, полудиком состоянии, значит, надо искать тот самый примитив, который исчез в пучине времени.

Общение с природой

Разные теории происхождения языка, возможно, не стоит отвергать огульно. Каждая вносит частицу фактического и логического стройматериала. Есть гипотезы, основанные на фактах. Этологи утверждают, что если нынешние охотники издают протяжное У-У-У, то на этот звук откликаются волки и идут на них. На другой гласный они не идут. Таково звуковое общение человека с дикой природой. У-У-У для дочеловека стал тоже означать сближение. Бессознательно или случайно подражая разным звериным призывам, дочеловек мог в этом находить свой шкурный интерес. Он побуждал повторять действия так же, как любое животное прокладывает тропинку туда, где находит пищу, а здесь сама пища приходила к его ногам. Так он мог стихийно двигаться к осознанию собственной выгоды. Здесь появляется, по Ф. де Соссюру, «соединение смысла и акустического образа». Семиолог А. Н. Барулин считает, что символы берут начало от потребности дочеловека: «Один из важнейших промежуточных пунктов на этом пути – появление у Homo habilis способности и стремления приспосабливать природную среду к своим нуждам и как следствие – способности к “обратному моделированию”» [2. С. 63]. От стимула к символу. Мышление начиналось с первых понятий, а не с языка. Семиотическое воплощение смысла явлений – шаг к человеку. Подобные модели, основанные на фактах, как бы подтверждают вывод автора исследования С. Бурлак «Происхождение языка», что «ничего принципиально невозможного для природы в языковой человеческой способности нет» [5. С. 68]. Призыв зверей был как бы иконическим знаком, а призыв охотников символом, перемещенным от денотата к вербальному воспроизводству.

Но сводить все к подобным действиям – необъективно. Человек-животное был прямоходящим, имел свободные руки для действий и жестов, компактный язык для создания разных звуков. Эти особенности строения могли выделить его из разнообразия живого окружения. Впрочем, об этом лучше прочитать в монографии Дерека Бикертона «Язык Адама. Как люди создали язык и как язык создал людей». Его теория – существенный слой, поднятый в раскопках протоязыка. Но археологический поиск в лингвистике продолжается по его же завету: «Конечно, воспроизвести языки каменного века не удастся, мы – люди, а они ими не были, но вам удастся установить предел того, что они могли достичь, и я готов поспорить, что в процессе всплывут новые неизвестные факты о языке».

Вначале был жест

Любой осознанный звук рождается не стихийно, а в определенной артикуляции губ, положения языка и в его взаимодействии с другими органами рта. Льюис Морган в капитальном труде «Древнее общество» пишет, что возникновению языка звуков предшествовал язык жестов, он сослался даже на произведение философа древности Лукреция, где есть такие строчки: «…люди в самый ранний период своего развития сообщали друг другу свои мысли бормоча, звуками и жестами… Чем ниже мы опускаемся по ступеням развития языка к его наиболее грубым формам, – пишет Морган, – тем более растет в количестве и разнообразии своих форм элемент жестов…» [19. С. 25]. Он считал, что человек осваивал взаимообщение примерно одну треть своего существования на Земле. О зарождении языка с помощью жестов писали многие ученые, мыслители, в том числе Декарт и Руссо. Вместе с Р. Якобсоном философ К. Леви-Стросс является автором идеи возникновения языка как комбинации жестов и выкриков, которые превратились в фонемы. Исследователь жестов обезьян и их взаимодействия с речью человека ученый Роджер С. Фоутс пришел к выводу, что знаковый язык использует жестикуляцию руками; устный – жестикуляцию языком. Ученые Эми Поллик и Франс де Ваал, изучая жесты, пришли к выводу, что язык имел скорее жестовое, чем вокальное происхождение. Последние выводы в исследовании нейрофизиологии человека убеждают в том, что жест связан с речевой деятельностью. Науке известен глухонемой бурят, который не слышал, а «видел» и хорошо понимал речь собеседника по артикуляции губ, рта. «Видел» и по-бурятски, и по-русски. В отличие от условных языков типа жестикуляции, азбуки Брайля, Морзе… здесь уже не «продукт звука», продукт не звукового, а зрительного восприятия языка, продукт знака, его материальное воплощение, аналог жестового языка. Исходя из этих доказательств, возникает гипотетическая, но вполне логическая цепочка, имеющая фактическое основание. Возможно, функциональные свойства артикуляции при общении человека с человеком использовались как жесты. Так схождение губ в звук У стало подобием жеста сближения. То же соединение смысла и акустического образа. Здесь не требуется каких-либо умственных завихрений, примитив продиктован переходным периодом от животного к человеку. Жесты, перешедшие в семиотическую сферу ротовой части тела, положили начало