Правосудие в современной России. Том 1 - Екатерина Владимировна Михайлова

доктрине рассматривается в нескольких аспектах: как строгость установленных законом сроков, неопровержимость судебных решений (принцип res judicata), ясность и стабильность правового регулирования[344]. Представляется обоснованным мнение, согласно которому правовая определенность служит одним из элементов обеспечения верховенства права[345]. Конституционный Суд РФ в постановлении от 11.11.2003 № 16-П указал, что принцип правовой определенности предполагает в первую очередь необходимость обеспечения стабильности правового регулирования, соответствия его критериям определенности, ясности и недвусмысленности правовой нормы, достигаемого посредством единообразного понимания и толкования правовой нормы всеми правоприменителями.

Целесообразно дополнить принцип правовой определенности таким свойством, как обоснованность правовой нормы. Для органа интеграционного объединения обязанность должным образом обосновать принятые им акты рассматривается как неразрывно связанная с правом на судебную защиту. В соответствии с устойчивой практикой Суда ЕС[346] обязанность института ЕС обосновывать акты предполагает ясное и недвусмысленное указание органом Европейского союза, от которого исходит рассматриваемая мера, соображений, которыми он руководствовался при ее принятии с тем, чтобы позволить затронутым данной мерой лицам понять мотивы ее принятия и таким образом предоставить им основания защиты своих прав, а судебной системе — осуществить контроль законности.

Первым актом Суда ЕАЭС, в котором принцип правовой определенности получил свое закрепление, является решение Коллегии Суда по делу, инициированному заявлением ООО «Шиптрейд» (дело № СЕ-1-2/1-19), которым признано не соответствующим праву Союза решение ЕЭК о классификации отдельного вида товара. Коллегия Суда посчитала, что в нарушение требований ясности, недвусмысленности, а также определенности, правового регулирования, производных от общих принципов международного права и международных договоров, заключенных в рамках Союза, Комиссия в оспариваемом решении не детализировала общие характеристики и особенности товара, позволяющие соотнести его с наименованием конкретной субпозиции товарной номенклатуры, текстами примечаний и пояснений.

На отсутствие правовой определенности как доказательство несоответствия праву Союза решения Комиссии также указано в решении Коллегии Суда по заявлению ОДО «ДОМИНАНТАФАРМ» (дело № СЕ-1-2/1-21).

Определение в актах Суда принципов, прямо не поименованных в праве Союза, а лишь следующих из его норм, истолкованных с учетом подходов иных международных судов, а также позиций конституционных судов государств-членов, дает основания утверждать о существовании предпосылок для осуществления нормоконтроля, направленного на защиту прав человека и основных свобод.

Закрепление принципа защиты прав человека и основных свобод в объеме гарантий конституциями и международными договорами не исключает легальное оформление прав человека в самостоятельном международном договоре интеграционного объединения. В состав перечня подобных принципов могут войти те права человека, которые включены в конституции всех государств — членов Союза, а также содержатся в нормах международных договоров, в круг участников которых они входят.

§ 3. Применение права ЕАЭС судами Российской Федерации

Право ЕАЭС отличается наличием свойств прямого действия и непосредственного применения. Перечисленные характеристики в совокупности с увеличением объема регулирования, в сферу которого вовлечены частные лица, обуславливают активное применение права интеграционного объединения национальными судами. Данный процесс наглядно иллюстрирует практику Суда Союза и российских судебных органов. Ее исследование позволяет выделить три ключевых вопроса: установление субъекта, уполномоченного толковать право ЕАЭС; выстраивание диалога между судебным органом интеграционного объединения и внутригосударственными судами; отсутствие «синхронизации» между разрешением дел в Суде Союза и судах его государств-членов, даже если в них участвуют одни и те же лица.

Толкование права ЕАЭС

Анализ актов, принятых Конституционным и Верховным судами РФ, свидетельствует о формирующихся подходах к уяснению ими права интеграционного объединения. Применительно к позициям Конституционного Суда РФ следует согласиться с высказанным в доктрине мнением о разграничении компетенции Суда ЕАЭС и Конституционного Суда: «если международный суд обеспечивает правильное и единообразное применение отраслевых норм таможенного законодательства, отнесенного к компетенции ЕАЭС, то конституционный суд нацелен на обеспечение конституционных прав в связи с применением отраслевого (в том числе таможенного) законодательства»[347].

Отсутствие институционализированной взаимосвязи между Судом ЕАЭС и внутригосударственными судами в совокупности с наделением последних полномочиями по толкованию права Союза повышает актуальность развития судебного диалога.

Судебный диалог представляет собой форму обмена позициями и концепциями между различными судебными органами, результатом которого становится взаимное обогащение правовых систем за счет заимствования правовых конструкций и подходов.

Судебный диалог во взаимоотношениях с национальными судами рассматривается, с одной стороны, в качестве использования внутригосударственными судами правовых позиций суда интеграционного объединения, а с другой, — как обращение наднационального суда к правовым конструкциям, выработанным в практике судебных органов его государств-членов.

В аспекте первой ситуации — применения внутригосударственными судами подходов Суда ЕАЭС, следует обратиться к практике Верховного Суда РФ, которая, помимо примеров самостоятельного толкования норм союзного права, содержит случаи совмещения подобной интерпретации с использованием механизма судебного диалога.

В частности, в определении от 17.06.2020 № 303-ЭС20-816, устанавливая пределы действия во времени классификационного решения Евразийской экономической комиссии (далее — Комиссия, ЕЭК), Верховный Суд РФ в первую очередь, обратился к позиции Суда ЕАЭС о гарантировании в Союзе защиты прав и свобод на уровне не ниже, чем в национальных конституциях, сформулированной им в консультативном заключении по делу о пенсиях (дело № СЕ-2-2/7-18-БК). Следующим этапом стало толкование п. 17 Положения о ЕЭК[348], устанавливающего общий запрет применения с обратной силой решений Комиссии, ухудшающих положение лиц. Далее Верховный Суд сослался на подходы Конституционного Суда РФ по вопросу о ретроактивном действии актов публичных органов и лишь в следующую очередь перешел к уяснению норм права ЕАЭС, необходимых для разрешения конкретного вопроса[349].

Анализ осуществленной Верховным Судом Российской Федерации интерпретации правовых норм свидетельствует, что им выстроена своеобразная иерархия подходов к толкованию, которая отталкивается от правовой позиции наднационального суда, устанавливающей универсальное правило о соблюдении прав человека в Союзе.

Рассмотренный пример примечателен тем, что происходит перенос правовой позиции, сформулированной судом интеграционного объединения в одной сфере (социальных прав служащих ЕАЭС), на иную область правового регулирования (таможенно-тарифные отношения).

Также заслуживает внимания определение Верховного Суда РФ от 21.05.2020 № 306-ЭС20-387. В данном деле, оценивая законность действий таможенного органа, Верховный Суд начал обоснование своей позиции с указания на норму п. 1 ст. 53 Договора о ЕАЭС о безопасности продукции, выпускаемой в обращение на территории Союза, а затем обратился к позиции Суда ЕАЭС, сформулированной в консультативном заключении по делу о колесных транспортных средствах[350], согласно которой упомянутая норма Договора о ЕАЭС является императивной, а содержащееся в ней требование носит общий характер. Лишь констатировав свою приверженность подходу наднационального суда, Верховный Суд осуществил собственное толкование положений Договора о ЕАЭС и Таможенного кодекса Союза, необходимых для разрешения конкретного вопроса истца. Аналогичные выводы изложены Верховным Судом РФ в определении от 21.05.2020 № 310-ЭС19-28641. Впоследствии ссылка на указанную правовую позицию Суда ЕАЭС широко воспринята в практике арбитражных судов в формулировке, означающей обращение к норме права ЕАЭС в интерпретации Суда Союза. Заслуживает внимания также тот факт, что