Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

Зиновьев и Каменев на процессе дали следствию новые ниточки: заявили, будто убийство Кирова готовили также Бухарин, Рыков и Томский. Генеральный прокурор СССР Вышинский заявил, что в их отношении начато расследование, в котором также фигурируют Угланов, Радек и Пятаков, а Сокольников и Серебряков привлекаются к ответственности. Узнав об этом, Томский застрелился.

31 августа Бухарин написал весьма эмоциональное письмо Ворошилову, явно предназначенное и для ознакомления Сталиным. Он ставит сталинское руководство перед выбором: если вы верите обвинениям в адрес Бухарина, «то меня нужно немедленно арестовать и уничтожить: ибо таких негодяев нельзя терпеть». Но если вы верите обвинениям, «а сами меня оставляете на свободе, то вы сами трусы, не заслуживающие уважения». При этом Бухарин намекает, что «с международной точки зрения» расправа над ним расширит «базис сволочизма», что было бы глупо и означало бы «идти навстречу желаниям прохвоста Каменева», который якобы хотел скомпрометировать честных большевиков. Также Бухарин уверял, что поддерживает политику Сталина (но без «подхалимства»), хочет участвовать в предстоящей войне и советует Ворошилову почитать драму Роллана о французской революции[446]. Намек более чем прозрачный – о терроре.

Ворошилов ознакомил с письмом Сталина и Молотова. Вячеслав Михайлович дал товарищу совет: «На твоем месте я бы вернул Бухарину это письмо, примерно с такой припиской: „Возвращаю тебе твое письмо с гнусными выпадами против партийного руководства. Если ты – Бухарин – прямо, без оговорочек, и письменно не признаешь, что допустил в данном случае гнусность в отношении партии, буду считать тебя подлецом“.

Вот мое мнение об этом письме»[447].

Ворошилов принял рекомендацию как указание и на следующий день, 3 сентября в своем ответе Бухарину воспроизвел ее почти дословно[448]. Тем самым он дал понять Сталину и Молотову, что будет держаться от Бухарина подальше. Тот ответил униженным письмом, где «трижды» брал назад «все фразы» и хвалил партийное руководство. Сталин писал Молотову: «Ответ Ворошилова хорош. Если бы Серго также достойно отбрил господина Ломинадзе, писавшего ему еще более пасквильные письма против ЦК ВКП, Ломинадзе был бы еще жив и, возможно, из него вышел бы человек»[449]. Сталин давал понять, что раздавить политическим и морально Бухарина нужно, но расстреливать его пока не следует. Для Молотова это была хорошая проверка – насколько далеко он готов зайти в развертывании репрессий против товарищей по партии. Оказалось, что пределов нет.

Очередной пленум ЦК собрался в связи с принятием VIII съездом Советов новой конституции. Молотов выступал на съезде, под бурные аплодисменты депутатов рекламируя демократический фасад коммунистического режима. Этот съезд Советов 5 декабря 1936 года станет последним. Отныне решение о назначении главы правительства будет проштамповывать Верховный Совет СССР, избираемый по более привычной для мира схеме одномандатных «выборов». Правда они будут безальтернативными – кандидатуры статистов-депутатов будут определять партийные структуры с одобрения Секретариата ЦК ВКП(б).

Пленум ЦК работал 4 и 7 декабря, то есть до и после официального принятия конституции. Но что-то пошло не так, и материалы пленума по его окончании было решено не публиковать. Дело в том, что о конституции говорили недолго, главной темой стало разоблачение Бухарина и Рыкова за связь с Каменевым и Зиновьевым. Председательствовавший Молотов поторапливал докладчиков и выступавших. Конституцию обсуждали не более 20 минут, хотя в ней и вскрылись нестыковки. В стенограмме это обсуждение занимает неполные две страницы, члены ЦК весело отмахивались от поправок, предложенных Г. Каминским и И. Уншлихтом, одобрив лишь одну, озвученную Сталиным. Зато атака на правых коммунистов увязла. Ежову отвели жесткие временные рамки, и Николай Иванович не сумел обосновать обвинения против другого Николая Ивановича. А Бухарин продолжал настаивать на своей невиновности и непричастности. Он стоял на том, что если его молодые ученики и говорили друг с другом в запале или по пьяни, что Сталина нужно убрать, то он об этом ничего не знал. Бухарину вторил Рыков[450].

Время поджимало. Завтра – ответственный день принятия конституции. Может быть, зря они со Сталиным решили совместить приятное с полезным и уже сейчас додавить Бухарина, под фанфары конституционной реформы? Молотов пошел в атаку на Бухарина и Рыкова лично – его никто в регламенте не ограничивал.

Сталин и Молотов разыграли партию «доброго и злого следователей». Сталин бросил реплику Рыкову: «Видите ли, после очной ставки Бухарина с Сокольниковым у нас сложилось мнение такое, что для привлечения к суду тебя и Бухарина нет оснований. Но сомнение партийного характера у нас осталось. Нам казалось, что и ты, и Томский безусловно, может быть и Бухарин, не могли не знать, что эти сволочи какое-то черное дело готовят, но нам не сказали». Молотов развил и ужесточил эту мысль: «Товарищи, из всего того, что говорили здесь Бухарин и Рыков, по-моему, правильно только одно: надо дело расследовать, и самым внимательным образом. Во всём остальном я им на слово не верю. Ни бухаринским слезам, ни дрожащему голосу Рыкова я пока что верить не могу, потому что достаточно я начитался за ряд лет материалов о следствии по делу троцкистов и правых, где постепенно развивается дело, и где были вещи, которых мы не предполагали, не допускали, считали невозможными для коммуниста, для вчерашнего большевика. И все-таки мы убеждались в том, что и троцкисты, и правые, друзья-товарищи Бухарина и Рыкова, участвовали в этих делах не раз… То, что до сих пор нам известно, и те контраргументы, которые выдвигают Бухарин и Рыков в защиту свою, у меня не удаляют неверия к их словам». Молотов вменил Бухарину в вину и то, что тот работал вместе с ныне разоблаченными «врагами народа» (хотя и к Молотову можно было предъявить такую же претензию), и письмо к Ворошилову, где Бухарин упрекал партийное руководство. Молотов обвинил Бухарина в черной неблагодарности: «Я рассматриваю такую установку Бухарина как политическую солидаризацию его с осужденными на августовском процессе… Бухарин, даже в тот момент, когда Центральный Комитет закрыл его своим крылом, постарался уберечь его, не дать повода лишний раз его травить – он ничего другого не нашёл, как плевок в Центральный Комитет и косвенную солидаризацию с этими осужденными».

Конечно, Бухарин был возмущен такой интерпретацией: опубликовать информацию о его причастности к заговору – это, оказывается по Молотову, «прикрыть крылом» и «не дать повода травить». Но члены ЦК одобрительно внимали Молотову, не подозревая, что скоро настанет их черед. А Молотов продолжал наносить удары: «Все эти факты нужно еще