«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

превращения ее в военно-политический плацдарм социалистического блока и не осуществлял тем самым подрыва влияния стран НАТО в районе Средиземноморья даже в условиях, когда напряжение на международной арене усиливалось»[1030].

Разумеется, в Вашингтоне на расширение советского влияния в третьем мире реагировали крайне болезненно, особенно после срыва Парижских соглашений 1973 г.[1031], установления коммунистической власти во всех странах Индокитая и победы марксистско-ленинских группировок в Анголе и Эфиопии. В 1976 г. президент Дж. Форд заявил, что Соединенные Штаты «собираются забыть об использовании слова “разрядка”». В США считали, что обязательства СССР по Заключительному акту Хельсинского совещания 1975 г. распространяются не только на Европу[1032].

Обеспокоенные потерей своих колониальных плацдармов, правительства многих капстран опасались перехода все большего числа государств третьего мира на социалистический путь развития. «Капиталистический мир» отрицательно воспринимал развитие отношений между Советским Союзом и странами Африки, видя в этом намерение лишить Европу и Америку доступа к необходимому им сырью, в том числе к редкоземельным металлам, в которых нуждалась военная промышленность. На Западе — в первую очередь в США — утвердилось мнение, что принципы «мирного сосуществования» и невмешательства во внутренние дела государств, которых придерживалась советская дипломатия, являются на самом деле инструментами ликвидации прозападных режимов, а значит, господство капитализма в «развивающемся мире» может быть обеспечено только с помощью военной силы, опирающейся на экономические и финансовые ресурсы западных держав. Противостояние между блоками проявилось во многих вооруженных конфликтах, в том числе в Анголе, Гвинее, Заире, Мозамбике, Сомали и Эфиопии[1033].

Под занавес правления Л.И. Брежнева внешнеполитическую ситуацию усложнила крайне противоречивая акция СССР, осуществленная в третьем мире, — ввод войск в Афганистан в конце 1979 г. (тем не менее следует отметить, что советское руководство до последнего стремилось избежать прямого участия во внутриафганском конфликте[1034]). Этот шаг встретил международное осуждение. Особенно резко его критиковали США, страны Западной Европы, Китай, руководители ведущих западноевропейских компартий[1035], а также страны третьего мира, причем даже те, которые ранее относились к СССР дружественно. В итоге Советский Союз в значительной степени потерял свою репутацию бескорыстного друга борцов за национальное освобождение, которую он заработал в предыдущие десятилетия[1036]. Кроме того, советские действия в Афганистане были весьма непопулярны в советском обществе и усилили внутриполитические проблемы страны[1037].

Серьезным последствием афганских событий стало ухудшение международной обстановки в целом. Напряженность в отношениях между блоками возросла, одной из причин чего было непонимание «сверхдержавами» мотиваций друг друга. Власти США считали, что вторжение в Афганистан означало выбор Москвы в пользу глобальной конфронтации. Американцы подозревали, что Советский Союз готовится к прорыву в район Персидского залива, чтобы установить контроль над его нефтяными ресурсами. Советское руководство было уверено, что афганские события, имевшие, с его точки зрения, сугубо второстепенное, региональное значение, служили для Вашингтона лишь предлогом для возобновления глобальной гонки вооружений[1038]. Очевидно, власти США действительно «ухватились» за ввод советских войск в Афганистан, чтобы раздуть значение этой акции до всемирных масштабов и использовать ее как повод для санкций против СССР. Часть влиятельных сил американского истеблишмента усмотрела в Афганской войне возможность устроить Советскому Союзу его «Вьетнам»[1039]. США оказывали широкомасштабную поддержку афганским антиправительственным силам.

В итоге к началу 1980-х гг. «разрядка» окончательно исчерпала себя, в мире усилился рост конфронтации. «Сверхдержавы» продолжили «гонку вооружений», в том числе разместили свои ядерные ракеты в странах Европы[1040]. На наш взгляд, крах «разрядки» был предопределен самим наличием в мире двух «блоков». Хотя в рамках «разрядки» были приняты важные меры по улучшению ситуации в мире, обе стороны этого процесса преследовали прагматические цели, не связанные с истинным примирением. Возможно, к некоему компромиссу СССР пришел только с Западной Европой в рамках экономического сотрудничества и Хельсинкского процесса. (Западноевропейские страны были кровно заинтересованы в снижении накала противостояния между «сверхдержавами» и выводе себя из-под потенциального удара.)

Тем не менее к уровню обострения 1962 г. «сверхдержавы» не вернулись. Ни в Вашингтоне, ни в Москве не стремились к ядерной войне. Конфронтация теперь велась по жестким правилам, которые успели сформироваться за предшествующие годы диалога. Она негласно регулировалась обоюдным стремлением СССР и США не приближаться к грани войны без наличия прямой угрозы их национальной безопасности[1041]. В этом была заслуга «разрядки».

В период перестройки «сверхдержавы» пришли к тесному диалогу. Холодная война была прекращена, в том числе за счет сдачи Советским Союзом ряда внешнеполитических позиций — в частности, в декабре 1986 г. на совещании руководителей правящих коммунистических и рабочих партий в Москве М.С. Горбачев провозгласил принцип невмешательства СССР во внутренние дела стран Восточной Европы[1042].

Таким образом, в качестве содержания «доктрины Брежнева», если так именовать новации внешней политики СССР в период правления этого лидера, следует рассматривать не «ограниченный суверенитет соцстран», а предложение советским руководством «капиталистическому миру» (прежде всего, Соединенным Штатам) определенного компромисса. Он заключался в требовании признания Западом «сферы влияния» Советского Союза в границах «соцлагеря» в обмен на отказ СССР от «экспорта революции» в капстраны и ряд других шагов. Такой курс в той или иной степени был отражен в рамках Хельсинкских соглашений 1975 г., а также в тексте Конституции СССР, принятой в 1977 г.

В то же время в «Третьем мире» противоборство «сверхдержав» продолжалось. Советское руководство переключилось на периферийную стратегию ограничения влияния «капиталистического блока» в «окраинных» регионах планеты. В свою очередь, США развивали в этих зонах фронтальное противостояние советскому влиянию (идеология американской внешней политики позволяла обосновать необходимость вмешательства за рубежом с такой же легкостью, как и советская)[1043].

Важнейшим вопросом является соотношение в советской внешней политике брежневского периода «идеологии» (распространения марксизма-ленинизма в других странах мира) и «державных» (или геополитических) амбиций.

Р.В. Костюк пишет, что в эти годы «фактор идеологии играл очень важную и принципиальную роль при осуществлении… внешней политики. В значительной степени государственные интересы были подчинены идеологическим»[1044]. А.Д. Богатуров и В.В. Аверков сделали вывод, что в 1970-х гг. между СССР и США возобновилась «идеологическая война», которая развертывалась в более острой форме, чем противоборство в военной сфере[1045].

Однако А.М. Хазанов отмечает, что в период правления Л.И. Брежнева решающим критерием принятия решений о предоставлении помощи другим странам был «уже не абстрактный вклад в “борьбу против империализма”, а практическая выгода, которую СССР мог получить для обеспечения своих собственных интересов». Именно поэтому каждый главный «клиент» СССР в третьем мире занимал важное стратегическое положение в своем регионе. Тем не менее идеологические мотивы тоже имели существенное значение в