«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

роль и позиция президента Франции Ш. де Голля, который в 1964 г. предложил начать прямой диалог между европейскими странами — членами НАТО и ОВД — по проблемам европейской безопасности. Это предложение оказалось созвучно настроениям нового советского руководства в лице Л.И. Брежнева. Советские лидеры стремились к сближению с политиками стран Западной Европы, стремившимися ограничить американское преобладание в НАТО[950].

Обе стороны глобального военно-политического противостояния сделали реальные шаги в направлении «разрядки». В 1968 г. СССР, США и Великобритания подписали Договор о нераспространении ядерного оружия. Затем Советский Союз и США договорились об ограничении ядерных испытаний, нераспространении ядерного и запрете бактериологического оружия, ограничении систем противоракетной обороны и стратегических наступательных вооружений, мерах по предотвращению случайного возникновения военного конфликта[951].

В 1969 г. президент США Р. Никсон провозгласил новую доктрину внешней политики (она получила название «Гуамской»), согласно которой эта страна, «обжегшись» на опыте войны во Вьетнаме, более не гарантировала безоговорочное направление армии для защиты своих союзников. В послании Конгрессу США, оглашенном в феврале 1970 г., Р. Никсон заявил о необходимости «опираться не только на силу, но и на переговоры с противоположной стороной». В СССР оценили это заявление положительно — как понимание американским руководством необходимости позитивных изменений в отношениях между «сверхдержавами»[952].

В 1972 г. Р. Никсон посетил Советский Союз (первый визит американского лидера в СССР после Второй мировой войны), в следующем году Л.И. Брежнев съездил в США, и в 1974 г. Никсон и его преемник Дж. Форд вновь посетили Советский Союз. В 1975 г. контакты между двумя странами получили инновационный формат — состоялась стыковка на орбите космических кораблей «Союз–19» и «Аполлон».

Урегулирование «германского вопроса» в 1970–1972 гг. привело к улучшению ситуации в Европе.

Кроме того, «разрядке» способствовал достигнутый СССР и США военно-стратегический паритет, о котором объявил Р. Никсон в 1971 г.[953] Это привело к осознанию обеими сторонами того, что ядерная война гарантирует взаимное уничтожение[954]. (В.И. Батюк сделал вывод, что на самом деле ракетно-ядерного паритета не было вплоть до конца 1970-х гг., так как сохранялось существенное превосходство США в этой сфере — тем не менее он отмечает, что в любом случае еще в конце 1960-х гг. Советский Союз получил теоретическую возможность при любом сценарии ядерного конфликта нанести гарантированный ответный удар по американской территории[955].)

«Разрядка» достигла наибольшего расцвета к середине 1970-х гг.[956] В этот период, как отмечает И.А. Аггеева, «у миллионов людей возникла надежда на то, что человечество не обрушится из “холодной” в грозящую всему живому термоядерную войну, что сотрудничество и взаимодействие в интересах всех государств, независимо от их общественного строя, размеров и влияния, обеспечит неделимость мира и всеобщую безопасность»[957].

Для закрепления мирных инициатив Советский Союз и другие соцстраны предложили провести общеевропейское совещание по безопасности и сотрудничеству, что и было осуществлено в 1973–1975 гг. Заключительный акт совещания, подписанный в Хельсинки в июле – августе 1975 г., декларировал сохранение в Европе существующих границ и миропорядка: «Государства-участники будут уважать… право друг друга свободно выбирать и развивать свои политические, социальные, экономические и культурные системы», «воздерживаться… от применения силы или угрозы силой… против территориальной целостности или политической независимости любого государства». Хельсинкский процесс серьезно оздоровил ситуацию в Европе[958], став практическим воплощением доктрины «мирного сосуществования». Были объединены прямо противоречащие друг другу позиции Советского Союза и стран Запада[959]. Впервые в условиях холодной войны и блокового противостояния 35 стран на основе консенсуса сумели договориться по многим важным вопросам[960].

В СССР констатировали успехи страны в международной политике, которые привели к «повороту… от “холодной войны” к разрядке международной напряженности». Этот курс был закреплен в ст. 28 Конституции 1977 г., которая гласила, что «СССР неуклонно проводит ленинскую политику мира, выступает за упрочение безопасности народов и широкое международное сотрудничество. Внешняя политика СССР направлена… на предотвращение агрессивных войн, достижение всеобщего и полного разоружения и последовательное осуществление принципа мирного сосуществования государств с различным социальным строем». Советские усилия в этой сфере, разумеется, получили высокую оценку в советской пропаганде. Л.Н. Москвичев утверждал о «вынужденном признании правящими кругами ведущих империалистических государств принципа мирного сосуществования в качестве основы отношений с миром социализма». По мнению В.В. Загладина, высказанному в 1981 г., у руководства «многих западных (прежде всего западноевропейских) стран, таких, как Франция, ФРГ, Италия, окреп реалистический подход к международным делам»[961].

Вторым аспектом «доктрины Брежнева» был отказ от «экспорта» революции в страны Западной Европы[962], что было отражено в «урезании» принципа «пролетарского интернационализма», априори распространявшегося на весь мир, до «социалистического интернационализма»[963], то есть «обязательства» СССР были сужены до рамок «соцлагеря» (это было отражено в ст. 30 Конституции 1977 г.). И.С. Яжборовская сделала вывод, что такая трансформация создала «обоснование для дальнейших мотиваций использования силы во внешней политике»[964]. Однако, на наш взгляд, законодательное сужение «обязательств» СССР, наоборот, было демонстрацией отказа от «экспорта революции» в страны Запада.

Советские идеологи заявили, что «ускорить победу мировой социалистической революции» «экспортом революции» нельзя, так как он «объективно невозможен». СССР, разумеется, продолжал поддерживать приход коммунистов к власти в капстранах — но мирным, эволюционным путем. Кроме того, курс на снижение «революционности» проявился в признании, что «революция… не может обойтись без реформы; после взятия власти победивший класс достигает своих многообразных целей посредством серии реформ, рассчитанных иногда на десятилетия»[965], в чем виден даже некоторый уклон в «реформизм», который так жестко осуждали в СССР.

Еще одним «объявлением» такого подхода были Хельсинские соглашения, которые являлись сдерживающим фактором для реализации и силового варианта «доктрины Брежнева», и «экспорта революции» в капстраны. Подписание соглашений фактически ознаменовало официальный отказ СССР от такого «экспорта».

Разумеется, этот отказ был не односторонним, а действовал на условиях обоюдного невмешательства «капиталистического блока» в жизнь стран «соцлагеря». Как заявил в 1978 г. Л.Н. Москвичев, «подлинная разрядка международной напряженности может строиться лишь на основе… строгого соблюдения» этого принципа[966].

Кроме того, со стороны СССР эта «уступка» была несколько манипулятивной — советское руководство понимало, что массовый революционный процесс в странах Запада нереален, и поэтому отказ от «экспорта революции» был просто констатацией сложившейся ситуации. В СССР уже не верили в возможность «саморазрушения капитализма» под давлением «внутренних противоречий» и обострения «классовых битв»[967]. Лидеры КПСС сознавали, что нельзя рассчитывать и на западных коммунистов — как писал Г.Х. Шахназаров, советское руководство «разочаровалось в возможностях [коммунистического] движения и устало от необходимости доказывать свою “историческую правоту” китайцам и еврокоммунистам, а вдобавок терпеть капризы малых “партиек”,