«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

Однако установки, приписываемые «доктрине Брежнева», не были новацией[927], а применялись советским руководством практически в ходе всего существования «соцлагеря»[928]. Уже с 1920-х гг. СССР осуществлял контроль над ситуацией в Монголии и Туве. После Второй мировой войны тот же подход применялся в отношении европейских стран «соцлагеря».

Как писал Г.Х. Шахназаров, идеологическое обоснование «вторжения в Чехословакию не содержало ничего принципиально нового. То, что было названо “доктриной Брежнева”, следовало по заслугам назвать “доктриной Сталина”… А до Леонида Ильича доктрину в полном объеме применил Хрущев в Венгрии»[929] в 1956 г. Открытое оглашение в 1968 г. советским руководством реально всегда существовавшей «доктрины ограниченного суверенитета соцстран» было вынужденным, «спровоцированным» событиями в Чехословакии, которые «напугали» не только СССР, но и другие европейские соцстраны.

Сразу же следует отметить, что в военном отношении «доктрина Брежнева» реализована не была — после 1968 г. СССР не осуществил ни одной интервенционистской акции в странах «соцлагеря». Этот подход ярко проявился в отказе от ввода дополнительного контингента советских войск в Польшу во время событий 1980–1981 гг. В процессе обсуждения сложившейся тогда ситуации М.А. Суслов в противоречие «доктрине Брежнева» сразу же обозначил, «что Советский Союз никоим образом не может пойти на военное вмешательство»[930]. По воспоминаниям начальника штаба Объединенных вооруженных сил государств-участников ОВД А.И. Грибкова, на заседании Политбюро ЦК КПСС Суслов сказал, что «мы… даже если будет просить польское руководство, не будем вводить советские и другие войска в Польшу». Он обосновал это тем, что СССР не может «еще раз подвергать свою страну международному осуждению (как это было после интервенции в Чехословакию. — Ф.С.)… Ввод войск — это катастрофа для Польши, да и для Советского Союза»[931]. Показательно и такое заявление Суслова: «Пусть даже в Польше к власти придут социал-демократы, будем с ними работать, но войска не введем»[932].

В итоге в Кремле был взят курс на силовое решение политического конфликта в Польше, но «местными» руками[933]. Лояльный Советскому Союзу, решительный лидер В. Ярузельский, назначенный в феврале 1981 г. председателем Совета министров Польши и в октябре того же года — первым секретарем ЦК ПОРП, ввел в стране военное положение. «Солидарность» была запрещена, а ее лидеры арестованы. И.С. Яжборовская сделала вывод, что «доктрина Брежнева» в период польских событий «была опробована, но практически не сработала, хотя неоднократные попытки угрожать ее применением были предприняты»[934]. Однако следует отметить, что позиция советского руководства изначально была направлена на неприменение этой «доктрины» — по крайней мере, в ее наиболее радикальном, военном смысле.

В политическом плане реализация «доктрины Брежнева» обстояла несколько по-иному. С одной стороны, СССР закономерно ощущал себя соответственно положению «старшего брата в семье соцстран». Как отмечает А.В. Бузгалин, «по отношению к своим иностранным союзникам советские руководители вели себя как начальники-бюрократы, стараясь их подчинить»[935]. Например, в 1968 г. во время пребывания лидера Болгарии Т. Живкова в Москве руководство СССР оказывало на него давление с целью добиться снятия с должностей тех болгарских руководителей, которые разделяли реформаторские устремления Чехословакии[936]. В 1973 г. Л.И. Брежнев на совещании со своим окружением заявил о необходимости «подсказать» руководителю Польши Э. Тереку, как решить внутренние проблемы этой страны[937]. В 1980–1981 гг. советские руководители настаивали на применении руководством Польши жестких мер в отношении «Солидарности» (интересно, что со ссылкой на опыт Югославии, где бастующих рабочих подвергали репрессиям вплоть до тюремного заключения)[938]. Разумеется, подобное вмешательство в дела соцстран практиковалось советским руководством и раньше.

С другой стороны, как ни странно, брежневское руководство приняло по отношению к этим странам весьма взвешенный подход. С.В. Кудряшов отмечает, что события «Пражской весны» глубоко повлияли на Л.И. Брежнева не только в осознании им уязвимости «соцлагеря», но и в том, что советский лидер убедился в необходимости выстраивать особые отношения с лидерами стран «советского блока». Руководство СССР сделало ряд шагов с целью создать обстановку доверительности и взаимопонимания с соцстранами. При Брежневе укрепилась практика регулярных встреч с лидерами этих стран, включая личные неформальные[939]. По воспоминаниям Г.Х. Шахназарова, «из всех советских лидеров Брежнев был самым большим либералом в отношении наших европейских союзников», и он «заметно ослабил» «прессинг Москвы» (этот «либеральный» подход был осознан лидерами соцстран — так, Н. Чаушеску «хорошо знал, что, как бы в Москве ни раздражались его показной оппозиционностью, наказать за нее не могут»)[940]. В этом проявилась свойственная для советского лидера стратегия поддержания «баланса» в сложных вопросах.

На наш взгляд, представление о «доктрине Брежнева», если продолжать так называть внешнеполитический курс СССР в период правления этого лидера, необходимо скорректировать — новацией здесь было не «ограничение суверенитета» соцстран, а предложение «капиталистическому миру» взаимовыгодного компромисса на определенных условиях: СССР контролирует соцстраны, Запад не вмешивается в этот процесс, а в ответ капстраны получают ряд предложений.

Во-первых, это «разрядка международной напряженности», которая была развитием советской концепции «мирного сосуществования» государств с различным социально-экономическим строем, выдвинутой еще в 1920-х гг. Она предполагала невмешательство во внутренние дела других стран, мирное урегулирование международных споров[941]. Курс на мирное сосуществование был многократно подтвержден советским руководством — в рамках заключенных в 1930-х гг. договоров о ненападении или нейтралитете с капстранами, в процессе отношений с западными союзниками в годы Второй мировой войны, при создании ООН, а также на XX съезде КПСС (1956 г.).

Противостояние «сверхдержав» в период до «Карибского кризиса» 1962 г. была рискованной игрой на грани войны[942]. После этого наступило «отрезвление» и начался второй этап холодной войны (1963–1989), получивший название «конфронтационная стабильность». Хотя в эти десятилетия СССР и США развернули «гонку вооружений», создав огромные арсеналы, способные неоднократно уничтожить все человечество[943], вопреки прогнозам, их противоречия вылились не в Третью мировую войну, а в жесткое политическое, экономическое и военно-технологическое соперничество, основанное на сознательном стремлении войну избежать[944].

Со второй половины 1960-х гг. СССР выражал нарастающую заинтересованность в смягчении международной напряженности и мирном сосуществовании[945]. Он продолжал играть роль охранителя статус-кво и равновесия сложившейся после Второй мировой войны международной системы[946]. Такая политика сопровождалась соответствующим пропагандистским обеспечением со стороны СССР и других стран — участниц Организации Варшавского договора[947].

Запад по собственной инициативе шел навстречу в вопросах обеспечения международной безопасности. Ориентация капстран на «разрядку» была отнюдь не вынужденной уступкой советским инициативам[948], так как США сами не хотели выхода гонки вооружений из-под контроля[949]. Сыграла свою