Первый Артефактор семьи Шторм 4 - Юрий Окунев

— Почувствуй мои руки. Пальцы, которые давят крепко и сильно. Не потому, что хотят причинить вред, а потому, что хотят оставить след. Чтобы ты всегда помнила: мы рядом. Какое бы расстояние нас не разделяло, нас невозможно разъединить. А если ты не одна — то чего боятся? Не зря же говорят: «Помни: небо — одно на всех, а с небом ты не один!»

Я смотрел на испуганную и уставшую одарённую, а видел дочку, какой она была пока не выросла. Я не успел увидеть дочкино первое перерождение, не узнал силы её Дара. Я лишь использовал её как инструмент для достижения своей цели. Как уникальный, редкий артефакт, не более.

И сейчас, впервые за два месяца в этом мире, почувствовал, как сердце резануло от тоски и разлуки. От понимания, что мы, скорее всего, никогда не встретимся в путешествиях между мирами.

Держа эту девчонку, не понимающую свой Дар и ту игру, в которую её втянули невидимые мне силы, я чувствовал ответственность за кого-то другого.

Не только за Ангелину, Черкасова, Сухова и Подорожникова. Но и за остальное Братство резца. За повара без имени. За Греховина и своих клиентов. За эту испуганную маленькую преступницу, на руках у которой крови больше, чем у некоторых боевиков.

Ответственность, которая рунами ложилась на мои кости, душу, дух. Что-то чрезвычайно новое и необычайно привычное. Связь, которую я не успел понять раньше, и которая сейчас, в преддверье допроса, стала мне интуитивно ясна.

Судорожно выдохнув одновременно с Надеждой, я слегка потянул её, заставив сесть.

— Вставай. Жизнь — это движение. Пройдёмся и поговорим как нормальные люди.

Девушка потянулась за мной, но неуверенно спросила:

— Человек ли я ещё?

Усмехнувшись, я уточнил:

— Сожрать меня хочешь? Кровь выпить? Продать планету демонам? Нет? — Она покрутила головой. — Значит ещё вполне человек. По крайней мере на данный момент.

Я за руку стащил её с кровати, заставил надеть тонкие тканевые тапочки и вытащил в коридор. Здесь меня ждала целая процессия.

— Знакомься: это Ангелина, она прекрасный артефактор и одарённая.

Демидова чуть ревниво осмотрела тощую соперницу и бывшую убийцу демонов, сохранив на лице неприступное выражение лица. Плюсик в карму: не стала играть в собственницу и обозначать чья здесь территория — это и так было понятно.

Моя территория.

— С Александрой Валерьевной ты, думаю, уже знакома. Надеюсь, это знакомство связано не только с чем-то неприятным, — я мило улыбнулся бабушке, а затем прошептал на ухо Надежде, но так, чтобы все услышали: — Хотя даже я, её внук, пирожков вместо звиздюлей добивался всю свою жизнь и, не поверишь, наконец добился. Так что я настроен оптимистично.

Далее указал на стоящих рядом людей:

— Черкасова и Сухова ты точно знаешь, не советую к ним подходить — они пока не простили тебя. А вот Марк Константинович любит птичек и, при желании, может познакомить тебя с ними. Верно?

Глава службы безопасности Вороновой фыркнул в усы:

— Если уж говорить про птиц, то равной в этом вопросе Госпоже Вороновой нет.

— А это кто? — совершенно по-детски спросила Надежда, указывая мизинчиком на помощницу Александры Валерьевной.

— А это самый страшный человек в этом здании! — пафосно заявил я, от чего даже Воронова удивлённо посмотрела на помощницу. — Если ты будешь ей грубить, то точно останешься без печенья и чая, а мы сейчас идём именно за ними, так что веди себя прилично!

Все, выпучив глаза, следили за мной и тем, как мы, почти приплясывая, отправились в столовую, в которой недавно пили чай. Они могут считать меня полным психом, но я полностью контролирую ситуацию.

Классика жанра: добрый и злой полицейский. Но я привык работать в одиночку, поэтому мне больше нравится метафора из металлургии: напрячь и расслабить металл. Нагреть, остудить, меняя диапазон и скорость изменения.

Пока он не сломается или не изменит свои свойства.

Создаю эмоциональные горки, манипулирую, хитрю и шантажирую. Люди, конечно, не артефакты, но манипуляции над ними чуточку сложнее лишь иногда.

Боги, кстати, недалеко от них ушли, поэтому я никогда не ставил себя сильно выше других и всегда ценил чужие жизни. Научился с этим жить — иначе бы покоя не давали со своими запросами и требованиями!

Как только Надежда выпила целую чашку чая и съела тарелку печенья, которую нам поставила гелевая помощница (я стал её так звать по особенности Дара), глаза её собрались в кучку, а лицо расслабилось.

— Рад видеть, что тебе стало легче, — широко улыбнулся я. — Жаль, что в твоей жизни таких моментов было немного. И станет меньше, когда эти твари прорвутся сюда.

Девушка подпрыгнула на стуле и заозиралась, ожидая атаки прямо сейчас.

— Откуда они вообще взялись? — чуть громче, чем раньше, и чуть эмоциональнее, чем прежде, спросил я. — Как они нашли тебя?

Её зрачок расширился почти на всю радужку от страха, и она начала тараторить, будто отстреливаясь от демонов словами:

— Они давно на планете, ещё д-до моего рождения. Г-готовят план по захвату. Т-терпения им не занимать, пусть сила их сейчас крайне ограничена. Но они н-нашли несколько лазеек и начали проникать через микро-разломы, формируя здесь группы и з-засады.

Её понесло и дальше она сыпала известными ей фактами, как ходячая энциклопедия, у которой сломался тормоз.

Кайманова выросла в приюте-пансионате в провинциальном городке, её молодые родители погибли во время боёв банд через год после её рождения. Бабушка воспитывала её как могла, но вынуждена была постоянно работать, поэтому, как только девочка научилась ходить и сама держать ложку, стала оставлять её на пять дней в учреждении.

Когда Надежда подросла, бабушке стало плохо, она начала терять сознание. Денег на визит к хорошему врачу или лекарю не было, поэтому девочка ухаживала за ней. Через год бабушка умерла. Надежде было двенадцать и пришлось вернуться в приют-пансионат.

Где-то здесь она и узнала, что у неё есть Дар. Обязательная ежегодная проверка показала, что в ней начала развиваться сила, однако почему-то никто не радовался за неё. Если у других детей открывался Дар, то их направляли спустя время в специальную школу при институте, а Надежду не приглашали.

Однажды она подслушала разговор руководства, где они переживали за неё: она с ужасом узнала, что её собираются отправить не в школу, а в тюрьму!

— Сейчас я понимаю, что скорее всего они знали, что я подслушиваю, поэтому смягчили свои слова, —