Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

и репрессируют всех, кто в поисках хлеба насущного вынужден служить советской власти. В воззвании подчеркивалось, что белые несут лишь законность и порядок и ведут страну к Национальному собранию, а карают лишь активных коммунистов.

Местами белые находили удачные решения в пропагандистских вопросах. Так, например, в Сибирском казачьем войске была открыта передвижная выставка фотографий и вещественных документов, демонстрировавших факты преступлений большевиков, вызванного ими голода и разрушений, а также наступление и победы белой армии. В июне 1919 года правительственное бюро печати объявило конкурс пропагандистских брошюр, листовок и прокламаций по самому широкому кругу вопросов: сравнение целей и результатов деятельности большевиков и белых, отношение красных к крестьянству, рабочим, интеллигенции, церкви, мораль большевиков, их связь с немцами и изменническая роль в годы мировой войны, вызванная ими хозяйственная разруха, террор, обман населения и т. д. Одновременно белогвардейская пресса гневно громила тыловых «злопыхателей», трусов и паникеров.

Вот один из удачных образцов белых прокламаций[372]:

Воззвание Верховного правителя адмирала А.В. Колчака к красноармейцам

28 мая 1919

[ГА РФ. Ф. 10073. Оп. 2. Д. 479. Л. 15]

Но на практике пропаганде уделялось недостаточно внимания и средств, по сравнению с тем, как она была поставлена у большевиков, раньше всех остальных уловивших все значение информационной войны в новых исторических условиях. Как справедливо отмечал капитан 1-го ранга Лодыженский в своем докладе управляющему делами правительства Колчака Г.Г. Тельбергу: «Значение пропаганды у нас недооценивается и в полной мере необходимость ее не сознается… Солдаты в Гражданской войне не могут стойко сражаться, если, не внушая им необходимость борьбы, полезность ее для их будущего существования, их будут, как раньше, только сгонять в казармы, обучать и отправлять на фронт»[373].

При этом специфика Гражданской войны заключалась в необходимости вести пропаганду не только среди солдат и населения на своей территории, но и на территории противника, и за границей среди союзных держав для формирования общественного мнения. И, хотя была создана система органов, отвечавших за пропаганду, работа их была недостаточной. Отчасти вредило делу отсутствие единства: существовало два параллельных, независимых друг от друга пропагандистских аппарата – военный во главе с Осведверхом (Осведомительным отделом штаба Верховного главнокомандующего под руководством генерал-майора Г.И. Клерже) и гражданский во главе с Русским бюро печати (руководитель – лидер сибирских кадетов А.К. Клафтон). Хотя их работу было призвано координировать межведомственное Совещание по делам печати при Совете министров под председательством управляющего делами Совмина Г.Г. Тельберга, в реальности оно контролировало лишь гражданские информационные службы и мало влияло на армейские в условиях военной диктатуры[374].

Причем гражданские информационные службы поначалу находились целиком в руках правительственного отдела печати, и лишь летом 1919 года для активизации их деятельности и привлечения общественности они были переданы акционерному «Русскому обществу печатного дела» (2/3 акций которого принадлежало государству и 1/3 – частным лицам)[375] и объединены под общим названием «Русское бюро печати», а в руках отдела печати Совмина осталась лишь официальная газета «Правительственный вестник» под редакцией кадета В.А. Кудрявцева.

Листовка «Красноармейцам и мобилизованным»

Не ранее 3 апреля 1919

[ГА РФ. Ф. 10073. Оп. 2. Д. 839. Л. 9–9 об.]

Листовка «Адмирал Колчак о земле и политике»

Апрель 1919

[ГА РФ. Ф. 10073. Оп. 2. Д. 482. Л. 13]

Одной из важнейших составных частей Русского бюро печати было Русское телеграфное агентство под руководством кадета С.Б. Сверженского, имевшее 22 корпункта[376]. Но его деятельность была в большей степени осведомительной, чем пропагандистской, т. е. предназначалась прежде всего для правительства и его органов на местах: недаром инструкция корреспондентам требовала от них оперативной (с опережением всех газет) и вместе с тем всесторонней и беспристрастной информации, без авторских комментариев и оценок[377]. Инструкция требовала уделять «особое внимание отношению местных властей и организаций к правительству и вопросам: военному, продовольственному, земельному и рабочему»[378].

Собственно пропагандистские функции выполняло пресс-бюро во главе с томским писателем Г. Вяткиным, а затем профессором-кадетом Н.В. Устряловым. Информационно-пропагандистская работа велась по трем направлениям: 1) пресса и листовки, 2) лекции, 3) кино и концерты на фронте. Был организован штат корреспондентов и отделений Русского бюро печати за границей в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Стокгольме, Токио, Иокогаме, Пекине, Шанхае и Тяньцзине[379] (центральное заграничное отделение в Париже, как уже говорилось, возглавил знаменитый журналист В.Л. Бурцев, в прошлом эсер, прославившийся разоблачением провокаторов царской охранки в революционном движении – Гапона, Азефа, Малиновского).

Другим минусом было недостаточное выделение средств на пропаганду – существенно меньше, например, чем на образование. Кроме того отсутствовали профессиональные агитаторы, «интеллигентский» язык листовок и прокламаций был малопонятным простому народу (как писал один из агентов Осведверха, «вся агитационная литература, как составленная литературным языком, крестьянами усваивается очень плохо»[380]). В связи с этим, помощник начальника Осведверха подполковник Стромилов в докладе 27 июля 1919 года указывал на чрезмерную ориентацию правительственной агитации и пропаганды на интеллигенцию, а не на народ, и даже предлагал создать особое Министерство пропаганды[381]. Была и другая крайность: многие прокламации отличались примитивно погромным характером, что давало большевикам лишний повод обвинять белых в реакционности и антисемитизме.

В одном из отчетов Русского бюро печати прямо признавалось: «Красные превосходят нас в приспособленности ко вкусам и настроениям масс»[382]. В качестве других проблем отмечались отставание агитационных материалов от стремительно развивавшихся событий и худшее (сравнительно с большевиками) полиграфическое качество изданий и особенно плакатов («в этом отношении, – говорилось в отчете, – у нас даже нет надежды с ними сравниться»[383]). Эффективность пропаганды и элементарной информационно-осведомительной работы среди населения оставалась низкой. Основная масса народа была политически отсталой и плохо понимала цели Гражданской войны; иные солдаты толком не знали, за какую власть воюют. Особенно плохо была информирована деревня, не получавшая газет и питавшаяся слухами. Иркутская газета «Свободный край» в апреле 1919 года так писала о состоянии деревни: «Газеты почти нигде не получаются. Что делается на белом свете – не знают. Живут слухами и сплетнями». Ей вторил владивостокский «Голос Приморья»: «Деревня совершенно не знает, что делается в Сибири, в России, как развивается борьба с большевиками, какие цели преследует правительство»[384]. Полковой священник 52-го Сибирского стрелкового полка протоиерей Анастасьев писал в отдел печати МВД в июле 1919 года: «Сибирский крестьянин в массе и богат, и сыт, и земли у него вволю, и скота всякого много, деньги он давно перестал ценить и, казалось бы, что общее между сытым сибирским крестьянином и “пролетарием”-большевиком?» Причину он видел в «народной темноте» и успехах большевистской агитации[385].

Не лучше обстояло дело и среди солдатской массы, состоявшей