Жар-птица (кто предал российскую демократию) - Андрей Владимирович Козырев

— Некоторые говорят, что мы поторопились бросить сербов и поддержать план Запада, который тот же Запад теперь критикует… Но вы правы в том, что лучшего плана у нас нет, — продолжал Ельцин. Я поспешил развить его мысль.

— Лучшего нет ни у кого, и американцы вернутся к нему рано или поздно. Возможно, они правы, когда резко обвиняют сербов, но в конце концов в этой ситуации совместные действия с сербскими лидерами неизбежны. Ключ к решению лежит в Белграде. Как и авторы плана, я много времени провёл с Милошевичем и верю, что его можно убедить в необходимости компромисса. Он начинает понимать, что Сербия слишком много теряет. Этнические чистки, за которыми стоят сербские радикалы, привели к жёстким санкциям против Белграда. Они оказались очень болезненными. Вот почему Милошевич принял мирный план несколько дней тому назад и порекомендовал лидерам боснийских сербов — политическому лидеру Радовану Караджичу и военному лидеру Ратко Младичу — сделать то же самое. Потенциально, это важнейший перелом в игре. Экстремисты при любом повороте событий без помощи

Сербии долго не продержатся. Но, конечно, это будет болезненный процесс. Зверства боснийских сербов ещё долго будут вызывать негодование мировой общественности.

Президент слушал меня внимательно и, казалось, воспринимал мои аргументы. И тем не менее в завершение нашего разговора напомнил мне о ситуации внутри России:

— Российское общественное мнение видит это иначе. Оно считает сербов жертвами, и мы должны это учитывать. Если Клинтон попытается реализовать свои предвыборные угрозы и наказать сербов, мы не сможем это проглотить. Воздушные удары недопустимы!

Между тем, в ответ на наши шаги в ООН, американская команда выдвинула свой проект, который предлагал всего лишь «принять к сведению» мирный план Вэнса — Оуэна и призывал к переговорам, практически возвращая политический процесс к самому началу. В этих предложениях легко «читалась» позиция лидера боснийских мусульман Алии Изет-беговича, который не раз публично заявлял, что план Вэнса — Оуэна «легитимизирует раздел страны, результаты сербской агрессии и этнических чисток». Это утверждение было очевидно таким же пристрастным и несправедливым, как высказанное его противником, лидером боснийских сербов Радованом Караджичем, осудившим план как равнозначный геноциду сербов в Боснии и историческому унижению самой Сербии.

Позже лорд Оуэн в своих мемуарах объяснил позицию американцев нежеланием следовать в фарватере российской политики: «Это была инициатива русских, и у США вызывали подозрения их мотивы».

После того как американцы фактически поставили крест на плане Вэнса — Оуэна, позиция Милошевича резко изменилась. Он прямо заявил мне, что США не заинтересованы в мирном решении, хотят утвердиться в качестве верховного арбитра в Европе и поставить сербов на колени. Несмотря на это, мы вместе с Оуэном и Вэнсом ещё раз убедили его в том, что мирный план надо по-прежнему поддерживать. Однако его решимость бороться за него против Караджича и Младича, рискуя своей популярностью в Сербии, восстановилась не сразу.

Большинство европейских правительств тоже чувствовали себя преданными и пытались возражать Уоррену Кристоферу. Однако они не были готовы действовать без поддержки США, даже когда речь шла о защите своего собственного мирного плана. Говоря откровенно, я чувствовал себя преданным европейцами, которые знали, сколько сил я потратил, чтобы убедить Милошевича поддержать мирный план.

Несмотря ни на что, Вэнс и Оуэн продолжили свои усилия, чтобы поддерживать мирный процесс на плаву. Я помогал им, чем мог.

Дипломатия США: слова

В феврале 1993 года мне предстояла встреча с новым госсекретарём США. Я понимал, что это будет нелегкий, но очень важный разговор. Готовился тщательно, стараясь не упустить «подводные камни». Мне предстояло убедить новую американскую администрацию, что Соединённым Штатам следует рассматривать Россию не как развивающуюся страну с ядерным оружием, которая критически нуждается в американской помощи, а как промышленную державу на путях трудного перехода, исход которого определяется на наших глазах. Если нам не удастся наладить сотрудничество, возрастёт вероятность того, что в России к власти придут националисты, и Кристоферу тогда придётся иметь дело с другим министром иностранных дел. Чтобы убедить Кристофера в реальности такой угрозы, я решил напомнить своему коллеге о том, что депутаты готовят импичмент президенту Ельцину.

На встрече я предложил рассмотреть две группы вопросов. Первая касалась финансовой помощи и доступа к рынкам. По информации посла США в Москве, президент Клинтон хотел собрать пакет финансовой помощи для России с участием Соединённых Штатов и других стран «Большой семёрки». Я настоятельно рекомендовал Кристоферу согласовать это с Егором Гайдаром, который стал к тому времени советником Ельцина по экономическим вопросам, и Борисом Фёдоровым, тогда заместителем председателя правительства России. Кроме того, я постарался объяснить, почему юридические и политические барьеры на пути российского экспорта ядерных, космических и высокотехнологичных товаров и услуг в развивающиеся страны с недиктаторскими режимами должны быть устранены. Иначе нам будет очень сложно обосновать в парламенте необходимость отказа от сотрудничества со странами-изгоями и реформаторы в правительстве окажутся под угрозой отставки.

Другая важная мысль, которую я хотел донести до Кристофера, касалась роли России в международных делах. Я был уверен, что наша страна как великая держава должна играть в них заметную роль. Российское общественное мнение готово отказаться от советской конфронтации с Западом во имя партнёрства, но оно не готово отказаться от самого статуса великой державы. Это означало, что при решении международных проблем, от Боснии до Северной Кореи, Вашингтону следует координировать свои действия и консультироваться с Россией так же, как он это делает с другими союзниками. В случае же несогласия с позицией России хорошо бы извещать её о последующих шагах как можно раньше. Только тогда можно надеяться, что прогрессивные силы сумеют повлиять на то или иное решение и скорректировать его. Ранние консультации и никаких сюрпризов — такими должны стать правила игры.

У меня была возможность изложить свою позицию максимально подробно и откровенно. Кристофер вежливо слушал меня, в важных местах кивал головой, но я чувствовал, что он либо не понимал сути, либо она его не очень интересовала. Он, казалось, был заинтересован только в том, чтобы «поставить галочку»: дружественная встреча проведена, подготовка первой встречи в верхах между Клинтоном и Ельциным обсуждена.

Невнятная реакция Кристофера на мои предложения повергла меня в уныние. Стало понятно, что наши отношения с администрацией Клинтона будут разительно отличаться от существовавших при Буше. Новая вашингтонская команда, похоже, не имела понятия об усилиях, которых требовало продвижение реформ в России. Для них мы были не реформаторы, занятые тяжёлой работой по превращению «Империи