Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

М.Г.: А в общем по тексту Шукшина видно, что критика всё же задевает его за живое и к ней он пока не привык. Кстати, ответом на такие разного рода нападки можно считать рассказ – практически фельетон, – который так и называется: «Критики». Он был опубликован в том же 1964 году в журнале «Искусство кино».

Е.П.: Если это и фельетон, то довольно горький.

Пенсионер Тимофей Новооскольцев, бывший плотник, жёстко критикует фильмы, причём не очень разбираясь в них (он ещё и глух, ничего не слышит из сказанного на экране). Суждения его – комичны. Но какая-то правда за всем этим стоит! Только что́ это за правда?

– Они понимают, а мы с тобой не понимаем! – громко заговорил он. – Ты, говорят, дурак, дедушка! Ты ничего в жизни не понимаешь. А они понимают! Денег много?! – Дед уже кричал. – Если и много, то не подымай нос! А я честно всю жизнь горбатился!.. И я же теперь сиди помалкивай. А ты сроду топора в руках не держал![240]

Признавать полностью правоту этого любителя кино и выпивохи Шукшину как киношнику не с руки. Но и отвергнуть жизненную правду как важнейший критерий искусства он тоже не может. Опять же: где границы, за которыми правда превращается в демагогию? Серьёзнейший для Шукшина вопрос! Есть, думаю, в образе плотника-максималиста и элементы самопародии, на которую Шукшин всегда был мастер.

М.Г.: Совсем не случаен этот рассказ! И, думаю, сильно раньше он написан быть не мог: Шукшин тут стремительно уходит от некоторой прямолинейности «Сельских жителей».

Ещё одним свидетельством того, что 1964–1965 годы стали для Шукшина переломными, можно считать публикацию романа «Любавины».

Е.П.: Вернее, его первой части, именуемой «первая книга».

М.Г.: Ну, а второй-то, по сути, и не было.

«Вторая книга» была опубликована только в 1987 году. Степень дописанности, законченности этой части романа – непонятна.

Существует версия, что причиной поздней публикации стал… пропавший титульный лист. Лев Аннинский так пишет об этом в комментарии к роману:

Архив В.М.Шукшина при переездах его не всегда сохранялся в идеальном порядке; вышло так, что титульный лист, на котором стояло «Любавины. Книга вторая», затерялся, а может быть, и нарочно был положен автором отдельно. Без титульного листа рукопись, где действовали герои со знакомыми фамилиями и попадались куски, знакомые по прежним публикациям, казалась – при беглом просмотре – одним из черновых вариантов этих старых вещей. Прошло время, титульный лист обнаружился, «нашёл» своё место во главе рукописи, – и тогда стало ясно, что в архиве лежит вчерне законченная рукопись романа.[241]

Впрочем, как справедливо замечает Аннинский:

Вторая книга «Любавиных», конечно же, была бы найдена в архиве В.М.Шукшина намного раньше, если бы… её искали, если бы о ней было известно, если бы, скажем, Шукшин в своё время предлагал её редакциям, вообще как-то говорил бы о ней. Но он редакциям её не предлагал и вообще о ней помалкивал. Потому её и не искали.[242]

Да и Шукшин, при первой публикации пометивший текст «книга первая», при перепечатках эту пометку снял. Мол – всё, роман закончен.

О датировке «второй книги» «Любавиных» недавно вышла статья Евгения Обухова в «Новом мире», где автор предположил, что, возможно, «вторая книга» была закончена практически сразу после первой, то есть в самом начале шестидесятых.[243] В общем, почему бы и нет?

Е.П.: Да что мы зациклились на второй книге? Ведь и первая выглядит вполне завершённым произведением. И очень непростым. Принято считать этот роман творческой неудачей Шукшина, признаком его «болезни роста» (на «Любавиных» как раз, дескать, и закончившейся), но сам Василий Макарович в авторском вступлении к публикации в газете «Литературная Россия» (где была напечатана глава из романа) так описывал свою задачу:

Мне хотелось рассказать об одной крепкой сибирской семье, которая силой напластования частнособственнических инстинктов была вовлечена в прямую и открытую борьбу с Новым, с новым предложением организовать жизнь иначе. И она погибла. Семья Любавиных. Вся. Иначе не могло быть. За мальчиком, который победил их, пролетарским посланцем, стоял класс, более культурный, думающий, взваливший на свои плечи заботу о судьбе страны.[244]

Прямо какие-то сибирские «Будденброки»!

Фильм, поставленный по книге в 1971 году (не Шукшиным), так и называется – «Конец Любавиных». Леонид Головня сделал фильм вот о чём, цитирую аннотацию:

О ликвидации банды, созданной членами кулацкой семьи Любавиных в первые годы советской власти в Сибири.

У Шукшина в романе – главное уж точно не это.

«Любавины» – роман-размышление о сибирской деревне, о сибирском характере. Можно ли было устоять перед чужаками? Образовать свою, сибирскую, крестьянскую утопию? Что было бы, если б Любавины – победили?

Время действия тут достаточно условно. В деревне, где живут персонажи, якобы двадцатые годы, а столкновение по жёсткости такое же, как в начале тридцатых. С одной стороны, Шукшин маскировался: про коллективизацию ему написать бы тогда не дали, а о временах НЭПа – можно было. Да и влияние на жизнь недавно отгремевшей Гражданской войны в эти годы было действительно велико, о ней тоже можно было писать (целая традиция имелась, тот же «Тихий Дон»). С другой стороны, обострить противоречия нужно было Шукшину для решения художественной задачи.

М.Г.: Кстати, в романе, законченном в целом в начале шестидесятых, то есть вместе с первыми рассказами, много отсылок к действительно существующим реалиям. Герои тут уж действительно «взяты из жизни» (за что иной раз простодушно хвалят поздние вещи Василия Макаровича, хитро и сложно устроенные). Да, потом Шукшин будет больше обобщать, глубже и сложнее типизировать… А здесь и мать угадывается, и односельчане, и само место действия. Кстати, как считают краеведы, Любавины действительно жили в Сростках. Их настоящая фамилия – Петровы, а Любавины – это прозвище, которое они получили по имени матери Любы, а по-деревенски – Любавы… Дом Любавиных стоял в Сростках на Куделькиной горе (район дома матери Шукшина).

Е.П.: Закончил Шукшин книгу в 1961-м – но опубликовал лишь 4 года спустя. Журналы, в которых он уже был желанным гостем с рассказами, романом не заинтересовались. Ни «Октябрь» (хотя, как помним, Кочетов говорил о «большой прозе» Василия Макаровича, что называется, предвкушая), ни «Новый мир».

Более того, «Любавиных» отверг даже журнал «Москва», рангом, что называется, пониже