Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

Знакомство с Шукшиным во ВГИКе, по одному из рассказов Лидии Николаевны, состоялось благодаря тому, что наш герой был партийным активистом:

Он должен был провести со мной какую-то беседу. А какая может быть беседа? Я уже взрослый человек. Да и ему было стыдно со мной говорить, потому что у него самого судьба была сложная… Он у меня спросил: «Ну что, будем в комсомол вступать?» Я сказала, что нет. Тогда он ответил: «Тогда иди и никому не говори о нашем разговоре».[253]

Ну и разошлись в разные стороны до срока.

Но вскоре семья Федосеевой стала клониться к распаду – Лидия училась в Москве, её муж жил в Киеве, дочь – отдельно, с бабушкой… Потом начался бурный роман с Шукшиным. Важный момент: по сути, ради жизни с ним Федосеева пожертвовала своими отношениями с ребёнком.

Любопытно, что алкогольная тема при их первом – уже настоящем – знакомстве тоже присутствовала. По воспоминаниям Лидии Николаевны, Шукшин вошёл в купе (ехали на съёмки) с бутылкой. А появившемуся на месте съёмок «всё ещё мужу» Федосеевой Василий Макарович якобы предложил выпить и обсудить всё по-хорошему…

О непосредственном продолжении их знакомства рассказывают по-разному. Дадим слово самой Лидии Николаевне:

Я потихоньку наблюдала за Шукшиным: глаза у него зелёные – весёлые, озорные и хулиганистые. Компания оказалась на редкость приятной, и я запела. И запела – «Калину красную». Он вдруг странно посмотрел на меня – и подхватил…

Когда же все заснули, чувствую, как кто-то входит в купе. Смотрю – Вася. Тихонько присаживается ко мне и говорит: «Ну, давай, рассказывай о себе». Всю ночь мы проговорили.

Когда ехали в автобусе в Судак, остановились в лесочке. Помню, я первая вошла в автобус, а Шукшин за мной, и что-то под пиджаком держит. Спрашиваю: зверька поймал? А он мне – маленький букетик цветов. …Потом узнала, что это были первые цветы, которые он подарил женщине. Я долго хранила их.[254]

Конечно, совпадение с «Калиной красной» уж слишком, подозрительно эффектное… И неужели это действительно были «первые цветы, которые он подарил женщине»? Впрочем, Лидия Чащина-Александрова это косвенно подтверждает: ей он цветов – не дарил…

В воспоминаниях Василия Белова есть такой эпизод:

В один из московских приездов я прямо с вокзала залетел к Шукшину в Свиблово, где уже ночевал однажды. Но его дома не оказалось. Лида сказала, что он дома не живёт, и где он сейчас, она будто бы не знает. Знала, конечно, – и намекнула на Заболоцкого.

У Толи оказалась довольно большая, но какая-то пустынная, похожая на рубцовскую, комната. Из мебели стол да кровать. Ещё имелась раскладушка, которую и захватил беглый, совершенно трезвый и даже весёлый Макарыч. На полу около раскладушки валялись бумаги и прошнурованные фотокопии запретных книг. В ответ на мой вопросительный взгляд Макарыч крякнул:

– Да не могу я с ней сладить! Вот к Толе сбежал… Пьём кофе и думаем.[255]

«Трезвый» и временно сбежавший от жены. Важный момент! То есть, отнюдь не только алкоголь способствовал некоторым трениям между ними…

Е.П.: При всём том Василий Макарович Лидию Николаевну любил. Ревновал, по обыкновению. Снимал, где только мог. И тем самым определил её кинематографическую судьбу. В итоге ею сыграно более 100 ролей, среди них – немало главных, причём уже после Шукшина.

Я была дерзкая, очень вольная, со своим мнением. Меня переделал Шукшин. Постепенно своим духом покорил и пленил меня.[256]

Такое честное признание дорогого стоит!

А вот мнение Анны Самойловны Берзер, бесконечно далёкой от мира кино:

Для меня Шукшин всегда делился на два периода – до Лиды и с Лидой. Помню её вопрос при самом первом знакомстве: что я считаю у Васи самым главным. И свой ответ – прозу.

– И я тоже, – сказала она.

И фразу, которую Лида повторяла много раз как-то по-шукшински:

– Только бы Вася писал. Только бы Вася писал.[257]

М.Г.: Кстати, киновед Юрий Тюрин тоже находит следы прямого и благотворного влияния Лидии Николаевны на творческий процесс Шукшина:

Это она рассказала мужу о своей ленинградской подруге, которая – а была глухонемой – верила людям и любила всех: доверчиво и по-настоящему. В фильме Шукшина «Ваш сын и брат» образ глухонемой Веры – имя не случайно подобрано – стал выражением темы доброты и верности, совести и любви… А ведь в рассказе «Игнаха приехал», который был положен в основу сценария для заключительной части этого великолепного фильма, девушка эта, из алтайской деревни, говорила. После разговоров с Федосеевой образ стал решительно другим – в нём человечность, в нём душа.

Шукшин приступал к сценарию о Степане Разине – и Федосеева по случаю, зато к работе купила мужу в Киеве, у букинистов, сборник академического издания документов о Второй Крестьянской войне. Эти документы Шукшин использовал с жадностью.

Или: какая-то невысокая женщина в сарафане показалась Федосеевой похожей на копнушку сена. И вот отклик: сравнение это появилось в сказке-притче «До третьих петухов».[258]

Е.П.: Между прочим, упомянутый «Ваш сын и брат» вышел на экраны как раз в 1966-м. И прошёл как-то без особого шума. Правда, год спустя Шукшину он аукнулся, да ещё как: орденом и Государственной премией РСФСР! Орден, можно считать, дали по совокупности заслуг, но премию – именно за фильм.

Как откликнулись критики? Инна Левшина считала, что фильм «Ваш сын и брат»

…композиционной целостности оказался лишён, а фрагментарность киноповествования не вела в глубину, замыкала фильм в границах отдельных и разных, хотя по-своему всегда интересных, размышлений о жизни.[259]

При этом в другой статье она отмечала, что:

Степан, герой Шукшина и Куравлёва в фильме «Ваш сын и брат», несёт в себе эту шукшинскую любовь к избам родной деревни… Степан – это истинно шукшинский образ. Образ человека, живущего страстями, прямодушного, доброго. Голос земли, позвавшей к себе Степана, бродит в нём, будоражит его.[260]

А вот критик Евгений Громов сурово осуждал действия Стёпки, но с похвалой отзывался о позиции автора фильма:

Степан приносит своим бегством зло. После вторичного ареста Степана с горя заболевает мать, а для Веры, ждавшей брата чуть ли не больше матери,