Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Шаинс-Юсуфа». Источники умалчивают, в каких именно темных «делех» был уличен еще один симпатизант Русского государства. По данным Татищева, который располагал некоторыми не дошедшими до нас источниками, вторая жена Мухаммед-Эмина по имени Урбет обвинила городского управителя Шаинс-Юсуфа в государственной измене. По другим летописным сведениям, сам «казанский городовой» приехал в Москву по приказу хана с пресловутой грамотой «о каких-то делах». В чем конкретно заключалась суть послания, опять же не уточняется.

В любом случае, грамота вызвала большой резонанс. В ответ Иван III «по своему крепкому слову послал к нему (Мухаммед-Эмину) о тех делех в Казань посла Михаила Кляпика да Ивана Брюха Верещягина сына Блеклого чтобы он речем тем всем не потакал».

Московские представители в резких выражениях осуждали действия хана и настойчиво требовали прекратить все выступления против Русского государства. Ответ казанской стороны оказался еще менее дипломатичным. 24 июня 1505 года Михаила Кляпика и его людей арестовали. Если верить Постниковскому летописцу, Ивана Брюхо Верещагина сына Блеклого вовсе продали в рабство в Чагадай[125].

Одновременно Мухаммед-Эмин «людей великого князя торговых поимал, а иных ссек, а иных пограбив разослал в Нагаи». В Казанском летописце сказано, что в день ареста посла (24 июня 1505 года) в ханстве проводилась ярмарка, на которую приехало много русских купцов. Заодно туда наведались мурзы, казаки и огланы. Казанцы пограбили московских торговцев и сильно разбогатели. Как сообщает Владимирский летописец, часть русских торговых людей посадили в избы и там сожгли. Некоторые попытались бежать на Волгу, но были убиты по дороге черемисами. Ермолинская летопись говорит о 15 тысячах погибших в этом погроме. Такая цифра, сопоставимая со всем мобилизационным потенциалом ханства, преувеличена в разы.

По поводу даты этого «избиения младенцев», на которое недвусмысленно намекает автор Казанского летописца, в источниках есть разночтения. Согласно летописям, русский погром произошел 24 июня (Рождество Иоанна Предтечи). А в двух вариантах разрядной книги 1475–1605 годов отмечено, что об этом эпизоде стало известно 10 июня и 13 июля соответственно. Вероятно, московских «младенцев» избили в Казани на Рождество Иоанна Предтечи, но гонец добрался до Белокаменной с недобрыми вестями только спустя 20 дней. 10 июня могло появиться в результате ошибки переписчиков.

Сам Мухаммед-Эмин заявлял следующее:

«Аз есми целовал роту за великого князя Дмитрия Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, и не хочу быти за великим князем Василием Ивановичем. Великий князь Василий изменил братаничу своему великому князю Дмитрию, поимал его через крестное целование, а аз, Магмет Эминь казанский царь, не рекся быти за великим князем Василием Ивановичем, ни роты есми пил, не быти с ним не хощу»[126].

По мнению исследователя А.В. Аксанова, русско-казанские переговоры 1505 года касались признания Василия III правителем Москвы, а заодно и старшим братом хана. Такой перспективе Мухаммед-Эмин предпочел войну. Якобы он не мог нарушить некую клятву на верность Дмитрию Внуку, пусть даже последний и выбыл навсегда из политической игры.

В историографии встречается версия, что хан поддерживал Внука из-за его родства по матери с молдавским господарем Штефаном, союзником Казани и Крыма. Василий Иванович же, будучи сыном Софьи Палеолог, представлял интересы Рима в Москве. Это категорически не устраивало казанского хана.

Подобное предположение кажется странным. Выгоды Рима волновали Василия III не больше, чем, скажем, османского падишаха. Неясно также, чем насолил Вечный город Казани. Да и верность хана политическому, а вскоре и фактическому покойнику (Дмитрий Внук был повторно взят под стражу сразу же после смерти Ивана III и скончался в заточении в 1509 году) выглядит лишь «придиркой к запятой». Так или иначе, Мухаммед-Эмин разорвал мирные отношения с Москвой.

Интересы казанцев и их союзников в предстоящей войне не ограничивались желанием избавиться от московского протектората над ханством. Дело в том, что цены на русских пленников сильно возросли за почти десятилетнее прекращение поставок на азиатские невольничьи рынки. Это заставило казанских, и прежде всего ногайских, «эйчаров» вновь задуматься о наборе полезных трудовых ресурсов за рубежом.

Если верить Казанскому летописцу, от ногайского давления Мухаммед-Эмину тогда было не скрыться даже в своих личных покоях. Напомним, что перед возвращением хана на казанский престол в 1502 году великий князь устроил его брак с дочерью Ямгурчи по имени Каракуш. Ранее она была женой свергнутого Алегама, а с 1487 года находилась в плену в Вологде в качестве политической заложницы. Выйдя замуж за Мухаммед-Эмина, ханша сразу принялась настраивать его против Москвы.

«И нача она помале, яко огнь, разжигати сухие дрова, яко червь, точити сладкое древо, яко прилукавая змия, научима от вельмож своих царевых охапившеся о вые шептати во уши царю день и нощь, да отвергнетца от великого князя, да не словет Казанскии царь раб его…»[127]

При всем публицистическом характере Казанского летописца в данном пассаже, возможно, есть зерно истины. Великий князь Московский взял Казань «на щит», пленил Каракуш вместе с родственниками и заморил в заточении ее первого мужа. Она находилась под арестом в Вологде долгие годы. Неудивительно, что Каракуш влилась в восточный (антирусский) блок правящей казанской прослойки. Могла она и пытаться озлобить Мухаммед-Эмина против Москвы. В любом случае подтвердить или опровергнуть правдивость этого достойного мыльной оперы сюжета едва ли удастся. Да и змеиный шепот Каракуш, «охапившеся о вые» хана, не стал бы определяющим фактором в его политике. В основе всего лежали экономические и политические мотивы.

Формулировка «научима от вельмож своих царевых», по мнению С.Х. Алишева, говорит о большом количестве ярых противников русского протектората в самом ближайшем окружении хана и его супруги. Словом, со всех сторон на бедного Мухаммед-Эмина наседали ногайцы, пугая его участью Алегама или в лучшем случае – Абдул-Латифа. Конечно же, если хан сам не нанесет первый удар и не скинет с шеи московский «аркан».

Наступательная лебединая песня

В августе 1505 года московская разведка доложила, что Мухаммед-Эмин со своим войском «возится Волгу». Из-за тяжелой болезни Ивана III высшее командование, скорее всего, легло на плечи его сына и соправителя Василия Ивановича. Тот отправил сначала «заставу», а затем и более крупные войска под Муром. Выбор направления казался очевидным. Муром, Владимир и Кострома оставались в начале XVI века главными опорными точками русской обороны на восточном фронте.

Большой полк московского войска возглавлял князь Василий Данилович Холмский. В этом же войсковом формировании шли касимовские служилые царевичи Джанай и Салтыган. Полком Правой руки командовал Иван Иванович Горбатый-Шуйский, Левой – боярин Семен Иванович Воронцов. Назначение руководства Передовым и Сторожевым