Синоп (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Дуная, имеющего здесь более двух сотен саженей ширины, устроены турецкие батареи большого калибра. Вместе с батареей на острове, они могут простреливать пространство перед карантином. Ниже карантина, у пристани левого берега Дуная стоят пять лодок, вооруженных орудиями, которые, тоже могут настильно обстреливать местность между карантином и Новою Ольтеницею. На самом же ретраншементе в амбразурах, выложенных из туров и фашин, до 20 орудий.

– Ишь, научились воевать, гололобые! – только и сказал Данненберг на доклад генштабиста. – За рекогносцировку спасибо, а турок все одно побьем, никуда не денутся! Сил подсоберем, и так врежем, что одни фески и останутся!

Сложив карту, Эрнрот молча покинул дом командира отряда. В успехе предстоящего боя подполковник был уверен куда меньше, чем самоуверенный Данненберг, но что может доказать полному генералу какой-то штабной подполковник!

4-го ноября русские войска были собраны у Старой Ольтеницы. Пройдя его, они начали строиться в боевые порядки. Впереди в колоннах два батальона Селенгинского пехотного полка с четырьмя орудиями. Впереди фронта рассыпались стрелки-штуцерники. Вправо от дороги, ведущей из села Новая Ольтеница к карантину, расположилась батарея, а левее артиллерии уступами в колоннах еще два батальона Селенгинского полка. Якутский пехотный полк с 8-ю орудиями и ротою саперов был оставлен в резерве позади Новой Ольтеницы. Левее их стали шесть эскадронов ольвиопольских улан с двумя орудиями. Общая численность наших войск не превышала 6 тысяч человек. Сидя верхом на коне, генерал Данненберг давал последние указания:

– Генерал-майору Охтерлон!

– Слушаю вас! – натянув поводья, поджарый генерал подъехал к Данненбергу.

– Вам командовать нашим правым крылом, было наблюдать за правым берегом речки Арджис и, пользуясь кустарником на левом берегу, выдвинуть штуцерных, как можно ближе к укреплению, чтобы перестрелять прислугу турецкой артиллерии.

– Есть! – и Охтерлон отъехал от командира корпуса.

Генерал-майору Павлову, находившемуся при шести батальонах левого крыла, было велено командовать всей пехотой, а начальнику 4-й артиллерийской дивизии, генерал-майору Сикстелю – распоряжаться действиями артиллерии. Командиру 34-го Донского казачьего полка приказано одновременно с выездом на позицию артиллерии, быстро собрать казачью цепь на фланги, чтобы дать ей простор для действия.

В первом часу пополудни, войска двинулись против неприятеля. В час пополудни, русская артиллерия – на правом крыле 4 и в центре 12 орудий – выстроилась на позиции в 450 саженях от укреплений карантина, и открыла огонь. Турки незамедлительно ответили. Наши палили метко и спустя каких- то десять минут у турок рвануло под небеса, то ядра поразили сразу два зарядных ящика.

К трем часам пополудни огонь неприятеля уже значительно ослабел. Данненберг послал адъютантов с приказанием переходить в общее наступление. Ударили полковые барабаны и, построенные в атакующие колонны батальоны, двинулись на штурм укреплений. 1-й и 2-й батальоны Селенгинского полка вдоль реки Арджиса, а 3-й и 4-й батальоны того же полка и за ними все четыре якутских батальона – прямо на карантин. Тогда же восемь орудий, вызванные из резерва, быстро выехали на позицию, и в 250 саженях от укреплений карантина открыли беглый огонь, действуя против укреплений и по судам, стоявшим ниже карантина. Вскоре, после нескольких удачных попаданий с грохотом взлетела на воздух двухмачтовая канонерка. Начало складывалось вполне не плохо.

Войска смело шли на приступ, но 3-й и 4-й батальоны Селенгинского полка, за которыми следовали уступом два батальона Якутского полка, в ста саженях от укрепления были задержаны переходом через топкий ров. Едва солдаты сбавили темп и столпились у рва, турки произвели почти в упор залп картечью из всех своих орудий, и вслед затем открыли по всей линии ретраншемента беглый огонь, продолжавшийся несколько минут. Первые два батальона Селенгинского полка, выбравшись из кустов, также были встречены картечью и ружейным огнем. Колонны приостановились, но только на одно мгновение. Вперед вышли офицеры:

– Чего стали ребята? Смерти что ли не видали! Ружья на руку! Вперед марш! Барабанщики бить атаку!

И повели батальоны вперед. Впереди селенгинцы, за ними якутцы. Шли с развернутыми знаменами, офицеры впереди колонн с обнаженными саблями. Шли, держа равнение с полным презрением к противнику, как на учениях. С каждым шагом ближе турецкие укрепления, еще чуть-чуть и можно будет броситься в штыки, тогда уж туркам точно несдобровать. Но в каких-то шестидесяти саженях от неприятеля, наших ждала новая преграда – широкая канава, однако она только замедлила движение, но не остановила наступавшие колонны. Под сильнейшим картечным и ружейным огнем батальоны устремились вперед, перегоняя один другого. Каждый из батальонов считал за честь первым ворваться в турецкие укрепления. В этом соревновании 1-й и 3й батальоны якутцев, обойдя с флангов 3-й Селенгинский батальон, опередили его. При этом в наших войсках к этому времени потери были уже немалые. Погибла большая часть шедших впереди штаб-офицеров и офицеров знаменных рот, но, несмотря на убийственный огонь, батальоны сомкнутыми колоннами все же подошли к укреплениям.

Из хроники сражения: «Селенгинского полка подполковник Порогский и майор Галье, которые, получив тяжелые раны, продолжали командовать своими батальонами до изнеможения сил; командир 8-й роты Конюк, уже раненый четыре раза, шел вперед со своими солдатами, пока был поражен в бок ядром; подпоручик Путята, находясь в цепи, был тяжело ранен, но не позволил штуцерным поднять себя, сказав им: «Ваше место впереди, меня подберут другие»; подпоручик Федотов, лучший стрелок в полку, командуя штуцерными, был сильно контужен, но оставался постоянно со штуцером в руках впереди полка; его шинель была пробита пулями в восьми местах. Якутского полка: командир 1-го батальона подполковник Скюдери, получив три тяжелых раны, продолжал вести вперед своих солдат, до совершенной потери сил от истечения крови; командовавший 4-м батальоном майор Соллогуб, взяв знамя от раненого смертельно знаменщика, несмотря на полученную им самим рану, шел перед батальоном, пока было приказано отступить; командир 2-й мушкетерской роты штабс-капитан Скородумов, пораженный в шею, вынул пулю из раны, вел свою роту, и снова был ранен в руку; командир 8-й роты штабс-капитан Лютер, горячо любимый своими солдатами, будучи тяжело ранен картечью в руку, продолжал идти вперед, и ободрял подчиненных ему людей, пока одно ядро ударило ему в грудь, а другое сорвало голову; прапорщик Попандопуло, когда перешибло ему пулею кость в ноге, продолжал идти в цепи застрельщиков, опираясь на ружье, упал без чувств и впоследствии умер от полученной им раны. Нижние чины отличались обычными русскому солдату хладнокровием и смелостью».

Добавим больше, солдаты являли в тот день образцы мужества и самопожертвования. Многие раненные отказывались идти в тыл, а оставались в строю, пока не падали от изнеможения. История сохранила нам всего лишь два