Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников

возлагалась обязанность по оплате содержания скота в год: за корову – 500 руб., свинью старше двух месяцев – 150 руб., овцу или козу старше года – 40 руб., рабочую лошадь – 1500 руб., другой рабочий скот – 750 руб.

Советам Министров союзных республик предоставлялось право вводить денежный налог на владельцев скота в крупных городах, не являющихся республиканскими, краевыми и областными центрами, и им на местах воспользовались практически все.

В итоге колхозы вновь потеряли всяческую самостоятельность. Они по распоряжениям партноменклатуры стали сеять на указанном количестве площадей «кукурузу – царицу полей», «царь-горох» и сахарную свеклу – и даже там, где эти культуры в принципе расти не могли. Об этом и прочих подвигах Никиты Сергеевича на ниве обеспечения населения продуктами питания мы говорили в главе 2.

Ни в одном из перечисленных документов ни о каком социальном обеспечении членов колхозов и не вспоминалось. Таким образом, равноправие жителей городов и сел начисто отсутствовало, несмотря на декларированное Конституцией СССР 1936 г. равенство всех граждан.

Однако уже на излете правления Хрущева новая социальная политика все-таки стала распространяться на колхозников. 15 июля 1964 г. был принят Закон о пенсиях и пособиях членам колхозов[479], который вступил в действие 1 января 1965 г., то есть после ухода Хрущева. К 1 июля 1965 г., всего за полгода действия закона, численность колхозников, получавших пенсию по новому законодательству, достигла 5,7 млн человек, а средний размер пенсии составил 12,75 руб. Более 90 % всех пенсионеров-колхозников получали пенсии в минимальном размере. Это объяснялось двумя обстоятельствами: во‑первых, низким уровнем заработка в годы, предшествовавшие назначению пенсии, во‑вторых, отсутствием документов о заработке. Выяснилось, что в колхозах было крайне плохо поставлено хранение архивных документов о трудовом стаже и заработке колхозников[480].

В соответствии с новым законом члены колхозов получили право на пенсии по старости и инвалидности, а нетрудоспособные члены семей умерших колхозников, если они находились у них на иждивении, имели право на пенсию по случаю потери кормильца. Колхозницам стало назначаться пособие по беременности и родам. Выплата пенсий и пособий осуществлялась за счет средств колхозов и государства без каких-либо вычетов из доходов колхозников. Пенсии не подлежали налогообложению. Мужчины начинали получать пенсию в 65 лет, женщины – в 60.

Для выплаты пенсий и пособий, предусмотренных данным законом, был образован централизованный союзный фонд социального обеспечения колхозников, который формировался за счет отчислений от доходов колхозов и ежегодных ассигнований (дотаций) из государственного бюджета СССР. Начиная с 1964 г. все колхозы производили денежные отчисления в размерах, установленных Советом Министров СССР. В 1964 г. было отчислено 2,5 % от суммы валового дохода колхозов, в 1965-м и последующих годах – 4 %[481]. В последующие годы изменения в пенсионном законодательстве и повышение заработков трудящихся привели к заметному улучшению материального положения пенсионеров как в государственном секторе, так и в колхозах.

Колхозное право

Несмотря на то что набор актов, касавшихся аграрной политики Советской власти, был противоречивым и еще небольшим по объему, в 1930-х – начале 1940-х гг. сформировалось целое направление в советском праве – «научная школа колхозного права». Советские правоведы не могли выпасть из топовой политической темы того времени – всеобщей коллективизации.

Среди наиболее известных ученых, принадлежавших к этому направлению, – А. А. Рускол, А. П. Павлов, А. В. Карасс, Н. Д. Казанцев, Г. Н. Полянская, А. И. Никитин, Б. А. Лисковец, И. И. Ларкин, Л. И. Дембо.

Возникли ожесточенные споры, в частности, по поводу понятия и предмета колхозного права. Как положено, имелись и отчаянно отстаивались две разные точки зрения.

Первая из них представлена в литературе авторским коллективом изданного в 1939 г. учебника по колхозному праву для юридических институтов[482], что стало попыткой систематического изложения вопросов колхозного права.

Вторая точка зрения была представлена работами профессора Ленинградского юридического института Л. И. Дембо, использовавшего на ранних этапах своей деятельности кроме «колхозного права» также категорию «аграрное право»[483] (в 1980-х и начале 1990-х годов это название тоже нашло своих приверженцев).

Аграрное право, как отмечал Дембо, – это «право, регулирующее хозяйственную деятельность человека, занятого сельским хозяйством». Им была высказана позиция и по поводу кодификации действующего «земельно-колхозного права»: «Кодекс социалистического земледелия должен, развивая общие положения законодательства СССР по колхозному в совхозному строительству применительно к условиям соответствующей союзной республики, определять порядок деятельности совхозов (республиканского подчинения), колхозов и МТС, регулировать также имущественные отношения как колхозного двора, так и единоличного крестьянского двора, определять права и обязанности всех субъектов землепользования в области сельского хозяйства»[484].

По мнению критиков высказанной позиции, в частности Н. Д. Казанцева, у Дембо «получилось какое-то совхозно-машинно-тракторно-колхозно-единолично-крестьянское право, которое именуется аграрным правом»[485]. В предмет колхозного права, полагал Казанцев, входили колхозные правоотношения, определяющие предмет колхозного права: «…Первая группа – это внутриколхозные правоотношения, являющиеся в основе своей отношениями по членству в колхозе. Это правоотношения по колхозному землепользованию, обобществлению, организации труда, распределению доходов, по распоряжению колхозной собственностью, управлению колхозным хозяйством и др. Сюда же относились правоотношения колхоза с колхозными дворами. Вторая группа – это те правоотношения колхоза с государственными и кооперативными организациями и отдельными гражданами, которые регулировались не общими нормами гражданского права, а специальными нормами, данными в Примерном уставе сельскохозяйственной артели и в дополняющем его законодательстве о колхозах»[486].

Не было оставлено без внимания колхозное право даже всемогущим А. Я. Вышинским: «Важное место в советской науке права должно быть отведено разработке вопросов, связанных с колхозным строительством. Изучение Сталинской Конституции и Сталинского Устава сельскохозяйственной артели объясняет всю важность изучения и разработки этих вопросов. К сожалению, цивилисты это еще недооценивают, высказываются даже сомнения о целесообразности такой дисциплины, как колхозное право. Этим настроениям надо дать решительный отпор»[487].

Конечно же, регулирование деятельности сельскохозяйственных артелей (колхозов) вполне могло быть осуществлено на основе отдельных норм гражданского и трудового законодательства. Однако Советская власть решила реорганизовать кооперацию в государственный распределительный механизм, отказавшись от тех принципов деятельности, на которых она строилась с начала ее зарождения: самоорганизация, самоуправление, самодеятельность и пр. Но раз власть сказала: «колхозное право», то так тому и быть.

К началу оттепели массив нормативных и директивных актов, касавшихся колхозной системы, был уже огромен. Однако все они носили конъюнктурный, а потому и временный характер. Соорудить из них отрасль законодательства было так же проблематично, как в случае с хозяйственным правом. Позитивное право может описывать только стабильные, традиционные процессы и отношения, а конгломерат актов Права катастроф и норм позитивного права этим условиям явно не соответствует. Стабильность законодательства – главный